Владислав Романов - Нефертити

— А что же с хлебопёком?

— С ним всё наоборот. Один из лекарей, увидев жучка, скажет, что фараон мог отравиться, съев эту лепёшку. Властитель вконец рассердится, прикажет обезглавить хлебопёка, а тело его повесить на дереве, и вороны будут клевать его. И всё это тоже случится через три дня.

— Да, наверное, так и надо разгадывать эти сны! — подумав, согласился Илия. — А у тебя голова соображает!

— Это у бабушки соображала, я же тут ни при чём!

— Хочешь, сам расскажи египтянам, — предложил ханаанин.

— Они тебя просили об этом, вот и поделись своими отгадками, — усмехнулся оракул.

— Я тебя понимаю! В случае ошибки мне предстоит всё расхлёбывать! Но ты всё равно молодец, коли запомнил бабушкины советы. Меня же отец учил не красть чужого, не завидовать, не желать худа ближнему, не пить вино и уксус, не путаться с падшими женщинами. Я верил ему, да только не помогли мне в жизни его советы. Мои же братья, искавшие в жизни только наслаждений, пили вино, таскались по распутным девам, брали чужое, если оно лежало без догляда, и теперь живут припеваючи. Так где истина, Азылык?

— Истина в словах твоего отца, — посерьёзнев, сказал оракул, — и ты успеешь в этом ещё убедиться.

— Все так говорят, — Илия зевнул, закрывая глаза.

Он внезапно заснул, а проснувшись утром, напустил на себя важный вид и растолковал сны торговцу вином и хлебопёку. Первый обрадовался, второй побледнел. Но каждый заплатил по кошельку с серебром.

— Я прошу также не забыть меня своим благодеянием, когда ты вернёшься к своей работе, — попросил он поставщика вина. — А я постараюсь сделать всё, чтобы моё пророчество сбылось!

— Клянусь, если всё сбудется, я не забуду тебя! — проникновенно выговорил виноторговец.

— А можно как-то переменить мою участь, я готов щедро отблагодарить тебя! — заискивая, попросил хлебопёк.

— Я не в силах изменить приснившийся кому-то сон, я умею их только растолковывать!

Едва дождавшись ночи, когда оба сановника заснут, Илия прошептал Азылыку:

— Ты видел их лица?! Они во всё поверили! — радостно рассмеялся иудей. — А на это серебро я куплю нам на рынке молодого козлёнка, попрошу нашего повара его зажарить, принесу пару кувшинов сладкого вина, и мы вволю полакомимся! Как и уговаривались, я взял всё на себя. Ты не обиделся?

— Нет-нет, мы же уговорились!

Через два дня обоих египтян выпустили. Уходя, они со страхом и надеждой смотрели на Илию. Ещё через день повар, зажаривавший для него козлёнка, доверительно сообщил юноше, что виноторговец на следующий же день после выхода из тюрьмы был обласкан фараоном и его вернули на прежнюю должность, хлебопёку же отрубили голову, а тело вывесили на всеобщее поругание, и вороны теперь клюют плоть бедняги.

— Уж лучше сидеть здесь, как считаешь? — хохотнул повар.

— Да, ты прав, — застыв от страха, еле выговорил Илия. — Уж лучше здесь.

Аменхетеп Третий, девятый фараон восемнадцатой династии, уже давно прихварывал. Годы брали своё, он разменял четвёртый десяток, и некогда чёрные как смоль волосы поседели, стали редкими и ломкими. Лекари, подолгу рассматривая каждый выпавший волос, лишь вздыхали и опускали глаза, боясь говорить правду. Всё свидетельствовало о том, что дни фараона близятся к концу.

В начале третьего тысячелетия до христианской эры Египет, как никогда, был велик и силён. Прадед Аменхетепа Третьего великий Тутмос Третий, правивший век назад, необычайно расширил владения своей и без того большой державы. Будучи бесстрашным полководцем, он вторгся в Палестину, взял города Газа и Мегиддо. Чтобы завоевать последний, он одолел самый труднодоступный перевал, шёл впереди многочисленного войска по узкой обледенелой тропе над пропастью, ведя за собой коня. Вслед за Палестиной Тутмос завоевал большинство областей Сирии, Переднюю Азию. Митаннийское царство, Эфиопию и целый ряд малых и больших городов, превратив Египет в огромную державу, которой не было равных.

Такой она и оставалась вплоть до правления Аменхетепа Третьего, пока не начал свои походы Суппилулиума, понемногу урезая великую державу, и наместник фараона в Азии, грозно называвшийся «начальником северных стран», с горечью сообщал о неслыханных потерях. Аменхетеп Третий мрачнел, запирался в своих покоях, и даже новая его юная жена, красавица Ов — эти два египетских иероглифа означали «огонь», — не влекла правителя. Она была дочерью заведующего скотом, служившего в одном из провинциальных храмов. Аменхетеп, увидев её, подозвал к себе и долго не мог оторвать от девушки восхищенных глаз, ибо та вспыхнула от смущения, и её красивое личико мгновенно заалело. «Ов!» — ласково прошептал он. Тонкая красота её, светлая матовость кожи, странно припухлый рот, непохожесть на всех египтянок так поразили самодержца, что через неделю он взял её в любимые жёны и вот уже полгода с ней не расставался. Возможно, это произошло и по той причине, что Тиу, разродившись, наконец, наследником, Аменхетепом Четвёртым, из-за хрупкого здоровья долго приходила в себя и не могла порадовать мужа своими ласками, а гаремные жёны, прелести коих были давно изведаны, не очень-то влекли к себе сластолюбивого монарха.

Однако и Ов, несмотря на любовный огонь, не могла отвлечь супруга от грустных известий о приближении Суппилулиумы и разграблении египетских колоний. Рождённый не для войны и никогда не воевавший, Аменхетеп Третий со страхом думал, что полчища неудержимых хеттов вторгнутся на берега Нила и опустошат его державу. Одна эта жуткая мысль приводила его в неизъяснимый трепет, и дрожь пробегала по спине. Ещё два года назад неисчислимые богатства стекались в Египет в виде дани из многих покорённых государств, теперь же этот поток неумолимо сокращался, но египтяне ещё не чувствовали великого оскудения. По-прежнему все караванные пути вели в Фивы, Мемфис, Абидос и другие города солнечного царства, расположенного на берегах полноводного Нила. Величественные каменные сфинксы, пирамиды, огромные статуи фараонов, их роскошные дворцы с висячими садами потрясали всех, кто попадал сюда. Египет ещё царствовал в своих немалых пределах, и многие принцы и царевичи, спасаясь от хеттов, искали здесь убежище, веруя в его силу и непобедимость. А залогом её был Аменхетеп Третий.

И он напряжённо искал выход, не очень-то веря полководцам, которые рвались в боевой поход, самоуверенно обещая выгнать наглого хетта из Митанни и разгромить его войско. Но властитель не спешил выступить на помощь своему тестю Сутарне. Тревога за свою судьбу и судьбу наследника останавливала государя. Он лишь отдал приказ держать войско в готовности, напряжённо наблюдая за тем, как будут развиваться события.