Владислав Романов - Нефертити

— Коли так, — рассудил бы Азылык, который в одночасье вознёсся так высоко, что фараон не в состоянии и минуты прожить без него, у оракула теперь свои комнаты во дворце и множество слуг, но Сейбу, как первый и верный страж его, неотлучно был при нём, — коли ты знаешь, что она лгунья и притворщица, так прогони её прочь или переведи в скотницы, птичницы, не подпускай близко к дому, запрети под страхом наказания даже болтать о ваших отношениях, наконец выдай замуж за слугу, дай приданого, вот и вся морока!

Они редко теперь виделись и не с кем было Илие посоветоваться, но первый царедворец усвоил многие уроки прорицателя, сам набрался мудрости и старался свои вопросы не взваливать на шею дядюшки. Да, он мог легко разрубить этот узел, дабы не причинять боль Саре и детям, но Рахиль точно околдовала его — Илия не мог жить без её страстных ласк, Сара же не давала ему этих наслаждений, какие он вдруг открыл для себя. Ханаанин имел близость и с другими служанками, но они не приносили той услады, какую он получал, бросаясь в объятия Рахили. Да и сам Азылык как-то сказал ему: «Суть человека не в том, раб он, слуга или хозяин от рождения. Царевич может стать никчёмным фараоном, годным лишь на то, чтобы разносить блюда и напитки, а слуга, их разносящий, поменявшись с хозяином местами, способен сделать счастливыми сотни тысяч людей. Жена может вести дом, хозяйство, рожать наследников, но не знать искусства любви. А распутная жрица, какие в храмах Исиды продают себя за пару голубей, ублажит тебя так, что мир перевернётся и ты помолодеешь на десяток лет! Потому не презирай калеку или нищего, не смотри свысока на распутных дев. Они, быть может, знают то, что тебе пока неведомо, и владеют тем, к чему ты стремишься!»

Мудрые слова, что и говорить. И Рахиль потому и слыла притворщицей, что по природе своей ведала тайны любовного ремесла, а оно порой требовало и притворства. Служанка обладала тем, чего не хватало госпоже, а потом попробуй найди такую. Быть может, она одна-единственная во всём Ахет-Атоне и есть.

Братья и сестра уже сидели за длинным столом, когда Илия вошёл. Они все встали, поклонились, но хозяин жестом усадил их. Около каждого стояло серебряное блюдо, красивая чаша из зелёного и красного стекла, миска с водой для омовения рук и лежало полотенце, дабы стелить его на колени и не запачкать хитон. Распорядитель переодел братьев в яркие простые одежды, подобрав наряд и для сестры, они умылись с дороги и теперь со страхом взирали на серебряные блюда, из которых им придётся есть, на воду и полотенца, не понимая, для чего они предназначены.

Распорядитель Иеремия успел шепнуть Илие, что обед чуть не сорвался, ибо гостей пришлось долго уговаривать, дабы они сели за стол.

— Почему? — не понял Илия.

— Эти неотёсанные олухи долго не хотели верить в искренность вашего гостеприимства, видимо, полагая, что мы готовим им западню, и твердили о каком-то своём серебре, которое они якобы не крали и обнаружили случайно, но побоялись возвращаться, чтобы отдать его, а теперь принесли снова. Я ничего не понял из их объяснений, но они даже пытались впихнуть мне несколько своих почерневших блюд и кувшинов, однако я сказал, что вы, ваша милость, выслушаете их и сами разрешите все сомнения.

— Хорошо, — усмехнулся первый царедворец. Иеремия был молод, в Фивах хозяйство вёл его дядя, не захотевший переезжать в Ахет-Атон и знавший ту историю с серебром, племянник же ничего о ней не ведал. — Предупреди Сару о наших гостях, пусть она покормит детей прямо в детской.

Илия сам разъяснил, для чего нужны миска с водой и полотенце.

— А на блюдо, — он поднял своё, украшенное затейливым рисунком большого лотоса и четырьмя рубинами, — вы должны класть еду, которую я по праву хозяина буду передавать вам.

Принесли горячие лепёшки. Илия каждому передал по три, а сестре, сидевшей справа, четыре. И так с каждым блюдом: всем по два жареных голубя, Деборе — три. Все ели с такой жадностью, что слуги не успевали с переменами яств. Виночерпий разносил кувшины с вином, следя за тем, чтобы чаши каждого из гостей не пустовали, лишь Деборе приносили сладкий сок из винограда. Хозяин, раздавая еду, то и дело поглядывал на свою соседку справа, и братья сразу же отметили это обстоятельство.

— Как поживает ваш отец, уважаемые гости? — спросил Илия, обращаясь к старшему из братьев.

— Он жив и здравствует и передавал вам, господин наш, своё нижайшее почтение и благодарность за ту заботу, которую вы распространяете на всех нас. Мы недостойны такого призрения, и все молим бога, чтобы он как можно дольше продлил дни вашей жизни! — поднявшись, уважительно проговорил Иуда, обращаясь к хозяину и поднимая винную чашу.

Поднялись все, встала и Дебора, подняв стеклянный кубок с соком.

— Ты когда-нибудь пробовала вино? — негромко спросил Илия у сестры.

— Один раз мама развела капельку красного вина с водой, и было очень вкусно, — облизывая губы и улыбаясь, призналась она. — Но сок вкуснее, я никогда его не пила. Слышала, что его давят из винограда, но в наших местах близко нет диких виноградников.

Она была похожа на увядающий стебелёк: худенькая, с тонкой шеей, с бледным, точно выбеленное полотно, лицом, на котором, как два огня, горели большие чёрные глаза, ещё сильнее подчёркивая болезненную худобу Деборы. Илия смотрел на неё, и у него сжималось сердце: она и одну лепёшку была не в силах проглотить, не говоря уже о голубях,-рёбрышках барашка и других яствах, что предлагал ей хозяин стола.

— Ты очень красива, — не выдержав, проговорил царедворец. — Кто-то приходил уже сватать тебя?

Дебора мгновенно вспыхнула, краска стыда залила её лицо. Иуда, не слыша, о чём они говорят между собой, с тревогой посмотрел на них. «Он думает, что я хочу взять её наложницей в свой дом», — усмехнулся про себя Илия. — Отец же наказал ему вернуться с дочерью, вот братец и обеспокоился».

— Месяц назад приезжали сваты. Семья моего жениха живёт неподалёку от тех мест, где братья пасут овец, и однажды они зазвали его к нам в гости. Он с отцом дубит, а потом выделывает кожи, и от него, когда он приехал, исходил такой жуткий запах, что мама и я даже испугались. Но потом он приехал с отцом в чистых одеждах, и от него ничем не пахло. Только руки все в красных пятнах, Краска от кож не отмывается, — без стеснения рассказала она.

— Так он тебе нравится?

— Я не знаю, — подумав, ответила Дебора и пожала плечами. — Других я не видела, а он вроде бы не злой. И работящий, как говорят братья.

Насытившись, Дебора откинулась на спинку кресла и неожиданно для всех заснула. Хозяин приложил палец к губам, дабы братья прекратили разговоры, подозвал слуг и распорядился, чтобы сестру перенесли в постель.