Мария Сильято - Калигула

Наконец двое нападавших сблизились, и он оказался зажат между ними.

— Не убежит, — сквозь зубы проговорил Азиатик.

Теперь двое убийц двигались осмотрительно, с беспощадной уверенностью, что жертва попалась; так ведут себя при охоте на медведей и кабанов.

Луч света упал на лицо второго из нападавших — это оказался лютый Юлий Луп; он улыбался, держа клинок. Император руками попытался отодвинуть его, чтобы проскочить в атрий, но у него не оставалось надежды — там тоже никого не было. Клинок Юлия Лупа вошёл горизонтально, по-предательски, не как на войне, а как в драке, на уровне живота. Император согнулся, а сзади Херея нанёс ещё один удар, со зверской силой, так что его колени подогнулись. И Гай Цезарь, третий римский император, упал на колени, а потом рухнул ничком на пол.

Его больше не трогали. Его руки распластались. При падении кольцо-печатка соскользнуло на мраморный пол, и подвижная оправа с оком Гора повредилась. Внезапно изо рта императора потоком хлынула кровь и растеклась по полу. Двое убийц неподвижно смотрели на свою жертву.

Херея профессиональным тоном тихо проговорил:

— Готов.

А в атрии Валерий Азиатик с грозной твёрдостью негромко скомандовал:

— Все уходим.

Все молча повиновались и спешно рассеялись. Больше голосов не слышалось. Никто не появлялся.

Но тут раздался вопль Милонии:

— Я люблю тебя! — и этот звук эхом отразился от стен.

Стремительно вбежав, она бросилась на колени над лежащим телом, обняла его и, увидев кровь, схватилась за голову.

— Я всегда тебя любила, даже когда ты меня не видел, слышишь?.. Я уйду с тобой.

Она гладила его волосы и пыталась заглянуть в лицо.

Херея замер, растерянно глядя на это зрелище, потом приказал Юлию Лупу поскорее зарезать ведьму, опаснейшую жену убитого императора. Её ударили в плечо, но она не заметила и, стоя на коленях, продолжая разговаривать только с ним, ласкала его окровавленными руками.

— Я люблю тебя и буду любить даже через шесть тысяч лет…

Херея заорал, что она спятила.

— Да заткни же её!

Юлий Луп нагнулся над женщиной, схватил левой рукой спутанные волосы и, со всей силы потянув, запрокинул ей голову и обнажил горло. И когда из глубины последнего вздоха она снова простонала: «Я люблю тебя», он хладнокровно, по самую рукоять, вонзил сику — короткий кинжал убийцы — под левое ухо, а потом молниеносно провёл острым, как бритва, клинком до правого. Голос перешёл в бульканье, хлынула кровь. Кинжал ткнулся в кость нижней челюсти под ухом, и Луп лёгким, чуть ли не изящным движением вытащил окровавленный клинок, одновременно сильной левой рукой швырнув труп на пол.

Убийцы смотрели на последнее подрагивание рук, полуоткрытые губы, закатившиеся глаза, на кровь, растекавшуюся огромной лужей по блестящему мрамору.

— Ещё остался маленький ублюдок, — вдруг проговорил Херея, словно они забыли нечто важное.

Юлий Луп вытер клинок о шёлк кресла, вложил его в ножны и, не глядя в лицо Хереи, ответил с наглым спокойствием подчинённого, демонстрирующего большую предусмотрительность, чем начальник:

— Уже распорядился.

Действительно, через мгновение появился исполнитель и доложил:

— Ей размозжили голову о стену. Лягушонок. Голова раскололась, как яйцо. Все мозги на стене…

Херея прервал его:

— Пошли! Он мёртв. Сюда идёт народ. Уходим.

Обернувшись, он увидел бегущего к ним с вытянутыми руками молодого Геликона и процедил сквозь зубы:

— Египетская собачонка.

Другие видели, как он выходит, и раз в руке у него был нож, смерть жертв не вызывала сомнений. Херея подождал, пока Геликон подбежит, но тот не смотрел на него, а видел только императорские одежды на полу и тело в них, и лужу тёмной крови на мраморных плитах. Херею оставалось лишь твёрдо протянуть навстречу клинок, и юноша, раскинув руки, без звука сам напоролся на вошедший по рукоять нож.

Префект с силой дёрнул нож вверх, расширяя рану, и тело юноши покатилось на пол. Юлий Луп неподвижно смотрел.

— Ну, теперь действительно уходим, — сказал Херея, и атрий опустел.

Снаружи собирался народ, сбегалась германская стража. Найдя императора мёртвым на полу в луже крови, они стали искать убийц и свирепо убивать всех, кто попадался на пути, потому что заговорщики уже скрылись в отдалённых помещениях дворца. Им удалось убить трёх сенаторов, действительно замешанных в заговоре, потом пришёл приказ остановиться, и все дисциплинированно повиновались. Германцы не знали, что, несмотря на повиновение, их отправят на отдалённые рабские рынки или заставят биться на арене. Но этот приказ отдал префект Корнелий Сабин, бывший гладиатор, человек, которому Гай Цезарь доверял до последнего дня. Увидев, что германцы остановились, он крикнул солдатам из преторианских когорт:

— Очистить дворец от этих египетских ублюдков! Чтобы не осталось ни одного.

— Конь! — крикнул Анний Винициан. — Этот конь!

Трое или четверо преторианцев побежали на конюшню и вышибли двери.

— Что вы делаете? — закричали молодые конюхи, усердно чистившие скребницей лоснящуюся шёлковую конскую шкуру.

Преторианцы расчистили себе дорогу, слепо нанося удары направо и налево мечами плашмя, выгнали конюхов на улицу. Первый удар ранил Инцитата в левое колено. Гордое животное припало на задние ноги, мощно вскинулось на дыбы, раздувая ноздри, подняло голову, тряся гривой, и с болезненным ржанием упало назад. Конь оглянулся посмотреть, кто его ранил, и, пока его вытаращенные глаза искали обидчика, преторианец нанёс ему удар мечом меж рёбер на уровне сердца. Из конских ноздрей хлынула кровь и забрызгала ясли из слоновой кости. Инцитат опрокинулся на бок и вытянул ноги — кроме той, где было рассечено коленное сухожилие.

— Императора зарезали!

Этот крик разнёсся по Риму, как вспышка молнии в полуденном небе. Толпа замерла парализованная, а через мгновение охваченные мятежным отчаянием, стремлением к настоящему перевороту, из каждого городского квартала, зовя друг друга за собой, вдруг высыпали на улицы люди. Других крик «Его убили!» выгнал из таверн, домов, мастерских, рынков, и все инстинктивно, как неуправляемые табуны, бросились на Форум, к курии, ко дворцу Гая. Они опрокидывали повозки на улицах, переворачивали прилавки и скамьи. Вигилов поглотил вздымающийся вопящий вал, ряды захваченных врасплох преторианских когорт распались. За несколько минут разъярённая толпа заполнила Форум и окружила курию.

Преторианцы в отчаянии выстроились стеной. Азиатик попытался передать приказ не отвечать силой:

— Чтобы не было ни крови, ни убитых! — потому что через мгновение ярость могла вылиться в восстание.