Саймон Скэрроу - Кровь Рима

Катон изо всех сил пытался контролировать свою реакцию на новости. Это был действительно странный поворот событий. «В какую игру играл царь Иберии? Зачем ему предлагать помощь повстанцам свергнуть его сына, когда именно благодаря его поддержке Радамист стал царем в первую очередь?» — Он вздохнул.

— В чем конкретно заключается ваше предложение?

— Вы немедленно сдадите нам лагерь, Радамиста и всех его людей. Ваши люди сложат оружие и будут нашими пленниками, пока ты вместе с небольшим эскортом римских солдат не доставишь Радамиста к границе и не передашь его иберийскому управителю в городе Искербалис. Когда ты вернешься, остальные твои люди будут освобождены. Ваше оружие будет возвращено, а затем вы отправитесь обратно в Сирию, взяв с собой письмо для своего императора, в котором говорится, что мы останемся союзниками Рима. Несмотря на действия последних месяцев. Понятны ли вам условия?

— Зачем моим людям нужно сопровождать Радамиста в Иберию? Вы могли бы сделать это сами. Мы тебе не нужны.

— Царь Фарасман не верит в то, что мы сможем доставить и передать его сына живым. Римский эскорт — его гарантия безопасности.

— Понятно, — кивнул Катон. — А с чего ты решил, что я не возьму Радамиста в Сирию, чтобы можно было сделать новую попытку посадить его на трон Армении?

— Римлянин, я доверяю тебе даже меньше, чем царь Иберии доверяет нам. Вот почему мы будем держать твоих людей в заложниках, пока ты не вернешься после передачи Радамиста. Если ты по какой-либо причине не справишься с этой задачей, мы убьем твоих людей. Тех, кто в лагере с тобой, и тех, кого мы захватили в городе. Он повернулся и выкрикнул команду. Всадники отошли в сторону, обнаружив группу людей в туниках преторианцев. Они были лишены щитов, оружия и доспехов. С ними была еще одна фигура, женщина, и Катон сразу понял, кем она должна быть. Всадники махнули пленным и двинулись в сторону лагеря. Пленные осторожно двинулись вперед.

— Этих людей и царицу, мы возвращаем вам в знак нашей доброй воли, — продолжил вельможа. Он взглянул и прикрыл глаза. — Даю тебе возможность обдумать наши условия до полудня. Если ты откажешься, то мы подождем, и пусть жажда ослабит вас. Когда наступит подходящий момент, мы войдем в лагерь и убьем всех, кто еще жив, внутри, кроме Радамиста. До полудня, римлянин. Он склонил голову, развернул коня и поскакал обратно к городу, минуя пленников, которые заспешили в другом направлении. Катон подождал, пока отчетливо узнал Николиса и некоторых других, чтобы убедиться, что это не уловка. Затем он отвернулся и увидел, что Радамист стоит на полпути к валу и смотрит на него.

— Я полагаю, вы все это слышали? — сказал Катон.

— Да, слышал… — Радамист прочистил горло. — А что ты решишь делать с их предложением?

Катон выпрямился и посмотрел вниз на него. — Я уже решил.

Месяц спустя Катон сидел в саду виллы управителя Искербалиса, городка, расположенного недалеко от границы Иберии с Арменией, где он и другие находились под стражей в течение предыдущих двенадцати дней. Отряд преторианцев, который он привел с собой, играл в кости в тени кедрового дерева в углу сада. Был жаркий летний день, воздух был неподвижен и душен, и он предпочел бы кататься верхом или гулять по холмам, окружавшим город, или плавать в прохладных водах реки, протекавшей мимо его стен и обозначавшей границу между двумя царствами. Однако управителю было дано твердое указание обеспечить, чтобы его гости, под таким статусом он должен был их рассматривать, оставались на вилле под строгой охраной. С ними обращались достаточно хорошо, с достаточным количеством еды и питья и удобными жилыми помещениями, но входы и выходы были заперты, и они прибегали к развлечениям в стенах виллы, в то время как звуки улиц за ее пределами служили им лишь напоминанием об их жизни в заточении. К тому же Катон оставил Кассия в Артаксате; собака ненавидела, когда ее запирали, и наверняка быстро исчерпала бы радушие гостеприимства управителя.

Катон обычно тренировался и тренировал своих людей каждое утро, прежде чем отпустить их и направиться в бани виллы, где он наслаждался парной перед тем, как окунуться в небольшой резервуар, вода в котором ежедневно обновлялась из реки, которая питалась горными ручьями, и поэтому вода была восхитительно холодной. После водных процедур он гулял по саду во внутреннем дворе до полудня, когда управитель с радушием пригласил его на террасу на крыше, чтобы пообедать и весело поговорить о перипетиях Катона в путешествиях и походах по всей Империи. Управитель был с виду дружелюбным человеком с аппетитом к познанию окружающего мира, и у него была небольшая по римским меркам библиотека в комнате, ведущей на террасу. Большинство рукописей было написано на языках, которых Катон не видел ранее, но на греческом было достаточно работ, чтобы скоротать часы до ужина. Это была наименее приятная часть дня, так как управитель настаивал на том, чтобы развлечь Радамиста и Зенобию вместе с Катоном, и разговоры часто носили неестественный характер, за исключением тех вбросов, когда оптимизм иберийского царевича подпитывал его амбиции, и он говорил о своих планах на будущее, завоеваниях, как только его отец сочтет нужным снабдить его свежими солдатами. Все это время управитель вежливо слушал и даже время от времени, казалось, забавлялся высокомерием Радамиста. Катон, напротив, старался игнорировать царевича и отказывался втягиваться в какой-либо затяжной разговор с ним или с Зенобией. Тем более, что между бывшим царем и царицей Армении уже возникла ощутимая напряженность в отношениях после его унизительного поражения.

Шли дни, и его разочарование по поводу бездействия росло, и его мысли обратились к неизбежной перспективе доклада командующему Корбулону, когда колонна вернется в Сирию, не выполнив своей миссии. Краткое правление Радамиста закончилось, и в настоящее время Арменией правит совет знати. Катон предположил, что это не продлится долго. Ни Рим, ни Парфия не потерпят нейтральной независимой Армении. Контроль над несчастным царством был тем, что могло удовлетворить каждую из великих держав. То, что Тиридат был изгнан вместе со своими парфянами, было бы скудным утешением, а предложение армян о фактическом нейтралитете будет воспринято как неудача, когда известие достигнет Рима. А потом еще был вопрос об утере повозок с припасами и осадными механизмами. «По крайней мере, они не должны были достаться какому-либо потенциальному врагу», с некоторым удовлетворением подумал Катон. Как только он увидел, что битва проиграна, центурион Николис взял на себя инициативу, вывел своих людей из ворот и бросился обратно во дворец, чтобы поджечь обоз и осадное оборудование. Все было разрушено, как и большая часть дворца, когда вспыхнуло пламя, прежде чем Николис был вынужден сдаться.