Саймон Скэрроу - Кровь Рима

Макрон был оставлен командовать римлянами, оставшимися в плену, и повстанцы заверили Катона, что о них будут хорошо заботиться до его возвращения. Даже в этом случае Катон боялся, что они не выполнят свое обещание справедливо обращаться с заложниками. Тем более, что после капитуляции они отвели всех иберийских солдат в сторону, а потом просто осыпали их стрелами. Спаслись только Радамист и Зенобия, поскольку это было все, что требовалось от мятежников, чтобы выполнить сделку, которую они заключили с царем Иберии. На следующий день Катон, его эскорт, свергнутые царь и царица выехали из Артаксаты и двинулись торговым путем к границе к городу Искербалис. Не было необходимости остерегаться побега, так как Радамист с нетерпением ожидал своего возвращения в Иберию и возможности осуществить новые мечты о власти. Большая опасность исходила от армян, когда они путешествовали по их земле, и Катон изо всех сил старался избегать городов и больших поселений, где он и его люди могли быть захлестнуты разъяренной толпой, возбужденной воспоминаниями о первом правлении Радамиста. По правде говоря, он устал от вида этого человека и его плетущей интриги жены и не мог дождаться возможности покинуть виллу управителя и вернуться в Артаксату.

Его единственной непосредственной причиной для беспокойства был отказ его хозяина разрешить римлянам уйти, пока царь Иберии не дал своего разрешения. Царю, как сказали Катону, было отправлено письмо, в котором сообщалось, что его сын благополучно достиг Искербалиса, и царский курьер вернулся, чтобы сообщить управителю, что Его Величество едет лично встретиться с сыном. В связи с этим возник вопрос, почему он просто не послал за своим сыном? И этот вопрос пришел в голову не только Катону. За сердечным ужином Радамист время от времени поднимал его, но управитель вежливо уклонялся от ответа, настаивая на том, что он просто следовал инструкциям и сам не вполне понимает мотивов царя.

В это прекрасное утро, через месяц после поражения у Артаксаты, Катон растянулся на диване в тепле и закрыл глаза, чтобы ненадолго задремать, когда он почувствовал, что тень упала на его лицо. Он моргнул, открыв глаза, и увидел, что Зенобия смотрит на него сверху вниз, с холодным и расчетливым выражением лица на мгновение, прежде чем оно было замаскировано сладкой улыбкой, которую, Катон теперь был уверен, она использовала на любом мужчине, которым хотела манипулировать, чтобы он служил ее целям.

— Прекрасное утро, трибун Катон, — ласково сказала она.

Он свесил ноги с края дивана и сел, осторожно глядя на нее. — Оно было таким всего лишь мгновение назад.

Она изобразила обиженный взгляд. — Я не думаю, что такой невоспитанный комментарий оправдан.

— Послушай, я устал от твоих игр, и ты не можешь играть со мной, как со своим мужем.

— Это так? Кажется, припоминаю, что мне удалось уговорить тебя отвести меня к себе в палатку. и твою кровать.

Катон нахмурился. — Это была ошибка. Я смогу не повторить ее впредь. — Он оглянулся.

— Если ты ищешь моего царя, он все еще спит или спал, когда я оставила его всего минуту назад. Я знаю, как утомить мужчину. — Она бросила на него кокетливый взгляд, прежде чем продолжить. — Чтобы мы могли поговорить с миром.

— Мне нечего тебе сказать.

Не дожидаясь приглашения, она села рядом с ним и накрыла его руку своей. Катон сердито стряхнул ее.

— Достаточно!

— Очень хорошо. — Выражение ее лица стало жестким. — На данный момент я не буду играть с тобой в какие-либо игры. Но я должна спросить твое мнение кое о чем. Говори свободно или нет, как хочешь.

Грудь Катона с горечью поднялась и опустилась. — О чем же?

Зенобия сложила руки на коленях и на мгновение подумала, прежде чем заговорить тихим голосом.

— Я не понимаю, почему нас здесь держат. По какой причине Фарасман заставляет нас ждать? Почему бы сразу не послать за Радамистом? Боюсь, что он не доверяет своему сыну.

— Можете ли вы его винить? И после всего, что ты и он заставили меня и моих людей пройти, я тоже не могу найти в себе силы доверять вам. Я скорее буду доверять скорпиону.

— Это неуместно, трибун.

— Позволю себе не согласиться. Я знаю тебя и Радамиста достаточно долго, чтобы понять, насколько вы расчетливы и опасны. Царь Фарасман должен еще глубже понимать предательскую природу своего сына. На его месте я бы не позволил Радамисту свободно передвигаться по Иберии. Он уже доказал, что способен предать и убить своего дядю в Армении. От убийства одного члена своей семьи до убийства другого нужно сделать не такой уж и большой шаг. Я бы предпочел, чтобы Радамист содержался где-нибудь, и где я мог бы за ним присматривать.

Зенобия задумчиво посмотрела на него.

— Значит, ты говоришь, что это место будет нашей тюрьмой?

— По всей видимости.

Ее плечи слегка опустились, когда она это восприняла.

— Ты повторяешь мои мысли, Катон.

Между ними наступило короткое молчание, прежде чем Катон снова заговорил.

— Вопрос, который я задаю себе, заключается в том, почему меня и моих людей держат здесь с вами.

— Да… Я подумала об этом. Теперь, когда ты привел нас в Искербалис, тебе ничто не мешает вернуться к твоим воинам.

— Я уверен, что у царя Фарасмана есть веская причина. Надеюсь, мы скоро узнаем, в чем она заключается. Я очень быстро устаю от такого гостеприимства.

Она улыбнулась его ироническому тону.

— Да. Я уверена, мы скоро узнаем.

Ответ пришел позже в тот же день, в сумерках, когда на улице внезапно возникла суматоха возле виллы управителя, с шумом подъезжающей большой кавалькады всадников и выкриками обменивающихся реплик на местном языке. Катон был в библиотеке и отложил свиток, который читал, и вышел на террасу, чтобы оценить ситуацию. С одной стороны был виден большой двор перед зданием, и он увидел, как несколько слуг носятся туда-сюда, а затем и сам управитель спешит к дверям, выходящим на улицу. Когда слуги заняли свои места по краю двора, а его караульные выстроились в ряд по обе стороны от двери, управитель кивнул своему распорядителю, и тот отодвинул большую железную защелку и распахнул двери внутрь. Свет с улицы залил своими лучами все входное пространство, затем на мозаичный пол упали тени, а за ними проследовали десятки солдат в зеленых туниках и черных кирасах. Они рассредоточились по сторонам, и наступила пауза, когда появилась еще одна тень, а затем вошел высокий мужчина. На нем были простая синяя мантия и золотая диадема с большим рубином на самом верху, сдерживающая его седые волосы. При его появлении все, кроме его охраны, упали на колени, включая управителя. После короткой беседы управитель поднялся на ноги и повел царя в сторону крыла виллы, используемого для официальных дел.