Саймон Скэрроу - Кровь Рима

Катон достал карманный столовый прибор, развернул ложку-насадку и выбрал небольшой кусок нежирного мяса для пробы. Как только соус коснулся его языка, он понял, что Макрон не преувеличивал. Насыщенный вкус был ошеломляющим, и он с жадностью принялся обрабатывать оставшееся содержимое котелка, в то время как Гирций, положив руки на свои широкие бедра, сиял от гордости.

Макрон финишировал первым и протянул свой котелок. — Есть шансы на добавку?

Прежде чем Гирций смог ответить, со стороны иберийской части лагеря раздался взрыв гневных криков. Все повернулись на звук, и на мгновение никто не двинулся с места. Затем, когда крики стали громче, Катон поставил котелок и встал.

— Макрон, за мной.

Сначала Катон сдерживался, чтобы просто идти через ряды палаток, но когда крики усилились, он бросился бежать. Уже ближе к промежутку между римскими палатками и палатками иберов они наткнулись на небольшую толпу. Из ближайших палаток все выходили люди, чтобы посмотреть, что происходит.

— Дорогу тут! — проревел Макрон. — Идет командир!

Солдаты в задней части толпы оглянулись и отошли в сторону, пропуская двух офицеров. Катон шел впереди, проталкивался сквозь тех, кто оказался слишком медлителен, чтобы подчиниться приказу Макрона. Затем они прошли сквозь давку тел и вышли на открытое пространство. Перед ними горел костер. Два человека стояли лицом друг к другу с обнаженными кинжалами: пращник и один из иберийских копейщиков. Последний прижимал к боку свободную руку, и кровь сочилась между его пальцами, пока он покачивался на ногах. Пращник сидел на корточках, не сводя глаз с противника, и медленно водил своим клинком из стороны в сторону, провоцируя иберийца на атаку. Ни один из них не обратил внимания на прибытие двух офицеров. Пращник метнулся вперед и сделал ложный выпад, и иберийец отчаянно рубанул, схватил другого мужчину за предплечье и невольно открыл рану чуть ниже локтя. Пращник издал сердитый рев и приготовился прыгнуть вперед и нанести последний смертельный удар.

— Хватит! — крикнул Катон. — Стоять!

Толпа, кричавшая в поддержку двух мужчин, замолчала, когда пращник остановился и взглянул на трибуна, затем отступил на безопасное расстояние, прежде чем поднялся во весь рост и потянул раненую руку с кинжалом.

— Что, во имя Юпитера, здесь происходит? — спросил Катон.

Пращник напрягся, все еще держась за рану. — Ссора между мной и этим ублюдком-варваром, господин.

Макрон повернулся и встал между двумя мужчинами.

— Ссора? По поводу? — продолжил Катон.

— Он обвинил меня в обмане, господин. Я и несколько ребят играли в кости, и некоторые иберийцы хотели также поиграть. Только они теряли деньги. Когда я попытался забрать свой выигрыш, он вскочил, начал кричать свою чушь и спихнул мои руки с монет, — он указал на землю возле костра, где в свете пламени блестела небольшая россыпь серебра.

— Откуда ты знаешь, что он обвинил тебя в обмане?

Пращник открыл рот, заколебался, затем покачал головой. — Это то, что я предположил, господин.

— А потом?

— Он вытащил свой нож, я схватил свой, и он попытался меня проткнуть. Только я его первым достал, господин.

Катон оглянулся на толпу. — Это правда? Кто-нибудь видел, что произошло?

Опцион выступил вперед. — Я также был в игре, господин. Это было так, как говорит Глабий. Ибериец начал это.

Прежде чем Катон успел попросить дополнительных подтверждений, иберийец упал на колени, тяжело дыша, продолжая поднимать изогнутый кинжал дрожащей рукой. Двое его товарищей поспешили вперед и преклонили колени рядом с ним. Один осторожно взял оружие из его руки, а другой поднял тунику раненого, отвел руку в сторону и обнажил рану. Кровь пульсировала по обнаженной плоти, и товарищ иберийца прижал руку к ране, пытаясь остановить обильное кровотечение.

Катон указал на опциона. — Беги и найди хирурга. Немедленно!

Когда мужчина повернулся и пробился сквозь давку, Катон оглянулся на выражающие одновременно любопытство и враждебность лица. Иберийцы уже отходили в сторону, прислонившись спиной к палаткам, и настроения в толпе становились опасными.

— Макрон, — сказал он спокойно. — Уведи наших людей отсюда. Кроме него –

Глабия. Ему нужно кое-что еще прояснить.

— Да, господин. — Макрон кивнул, затем резко набрав воздуха, обратился к римским солдатам. — Назад в свои палатки! Центурионы! Oпционы! Приведите наших людей в движение! Быстрее нахрен!

Напряженная тишина минутной давности была нарушена, как только офицеры стали выкрикивать приказы своим людям и отталкивать их от места происшествия.

Катон повернулся к Глабию. — И ты обманывал?

— Нет, господин! Это была честная игра. Спросите кого угодно. Все скажут, что Глабий ведет честную игру.

— О, я обязательно спрошу. Во всяком случае, ты знаешь правила и какой штраф за то, что ты напал с оружием на товарища. Если он умрет, умрёшь и ты.

Пращник покачал головой. — Он не римлянин, господин. Он мне не товарищ. Просто какой-то гребаный варвар, вот и все! — он сплюнул в сторону иберийца.

— Закрой свой рот! — яростно рявкнул Катон. — Ни слова, слышишь?

Толпа быстро расходилась, и тут появился опцион с хирургом, шедшим за ним с боковой сумкой, набитой повязками и инструментами, необходимыми для его ремесла. Он увидел раненую руку пращника и поспешил к нему.

— Не он. Он переживет. — Катон вместо этого кивнул на иберийца, который изо всех сил пытался оставаться в вертикальном положении, и его поддерживали его же товарищи. — Этому ты нужнее в первую очередь. Позаботься о нем.

Хирург кивнул, поставил сумку рядом с раненым и вытер кровь, чтобы ненадолго осмотреть рану, прежде чем снова наложить импровизированную повязку.

— У него сильное кровотечение, господин.

— Делай для него все, что в твоих силах, — приказал Катон и оглянулся на иберийцев, которые все еще стояли полукругом, их лица ожесточились, когда они посмотрели на своего раненного товарища. Хирург опустил раненого на землю, когда тот начал дрожать. Еще несколько фигур вышли из палаток позади них, и Катон почувствовал, как его сердце упало, когда он увидел, как Радамист и несколько человек из его свиты шагали к ним.

— О, фурии, потрясающе, — пробормотал Макрон. — Именно то, что нам нужно.

Радамист отдал приказ, и иберы поспешили прочь с его пути. Он остановился и быстро осмотрел раненого на земле и пращника, а затем устремил свои темные глаза на Катона. — Что здесь произошло, трибун?

Катон коротко объяснил, и Радамист кивнул на Глабия. — Он тот, кто зарезал моего человека?

— Да, Ваше Величество. Но он говорит, что драку начал ваш человек.

Радамист повернулся к небольшой группе иберийских солдат и резко их допросил, а затем снова повернулся к Катону. — Говорят, что виноват твой солдат. Он пытался обмануть этого человека и отнять его серебро.