Саймон Скэрроу - Кровь Рима

Катон почувствовал, как в его жилах забурлил гнев, но сдержался, чтобы не наброситься на него. Слова Глабия прозвучали как нельзя более остро, чем он мог предположить.

— Тогда не стоит больше ничего говорить. Я бы предложил тебе съесть эту еду. Как я слышал слова центуриона Макрона, это может помочь. В противном случае, помолись тем богам, которым ты поклоняешься. У тебя мало времени. Неплохо было бы, чтобы твои последние слова были весомыми. Прощай, Глабий. Увидимся в загробной жизни.

— Господин, — тихо обратился Макрон. — Люди ждут.

Катон зашевелился, внезапно осознав, что уже некоторое время молча смотрит на собравшихся людей, пока его разум вспоминал предыдущие часы. Он кивнул и прочистил горло, после чего приказал: — Хорошо. Сопроводи заключенного в центр строя.

— Да, господин. — Макрон отсалютовал и занял свое место перед людьми, охранявшими заключенного. Отряд … для совершения казни… Вперед!

Они вышли на открытое пространство, Макрон и преторианцы промаршировали, а Глабий изо всех сил старался не отставать, пока они пересекали каменистую почву.

— Отряд, стой! — крикнул Макрон, и шестеро мужчин остановились возле небольшой кучи камней, приготовленной для этого случая.

Возникла короткая пауза, прежде чем Катон шагнул вперед и набрал воздуха.

— Товарищи! Мы собрались здесь в соответствии с военным кодексом, чтобы засвидетельствовать казнь Гая Глабия за убийство товарища. Глабий добровольно признался в преступлении, и поэтому, в силу власти, данной мне сенатом и народом Рима, я приговорил его к смерти через забивание камнями. Приговор должен быть приведен в исполнение его сослуживцами из второй центурии когорты. Приступай!

Макрон повернулся, крепко взял Глабия за руку и отвел его на несколько шагов от преторианцев, затем толкнул его на колени.

— Команда, исполняющая приговор, вперед!

По приказу Макрона семь человек вышли из рядов вспомогательной когорты, подошли к груде камней и, взяв по одному в руки, образовали перед Глабием полумесяц. Никто из них не встречался с его вызывающим взглядом дольше, чем на мгновение. Когда последний из них оказался на месте, Макрон заговорил достаточно громким голосом, чтобы его услышали все, кто собрался посмотреть на казнь.

— Гай Глабий, есть ли у тебя последнее слово?

Катон почувствовал, как его желудок тревожно сжался, когда он смотрел на происходящее, молясь, чтобы Глабий сделал все возможное, чтобы умереть достойно, особенно на глазах у Радамиста и небольшой группы иберийцев, стоявших с ним.

Глабий сглотнул, затем выпрямил спину и вызывающе поднял подбородок.

— Господин, я хочу, чтобы все знали, что я не испытываю никакой неприязни к своему командиру, который выполняет свой долг… Моим товарищам я выражаю благодарность за дружбу в течение многих лет, которые мы служили вместе, за все, что мы разделяли. Как мы раньше скорбели о погибших товарищах, я прошу вас скорбеть обо мне сейчас. Я… Я прошу вас передать весть о моей смерти моей семье в Антиохии и сказать им, что хотя я был предан смерти, я не обесчестил себя… — Он сделал паузу, затем сделал глоток и опустил голову, и Катон испугался, что в последний момент у него сдали нервы и что его достоинство может рухнуть от отчаяния. Он быстрым жестом приказал Макрону, чтобы тот заканчивал.

— Команда… — начал было Макрон.

Глабий вскинул голову и закричал: — Да здравствует император! Да здравствует священный Рим!

— Начинайте! — взревел Макрон, как только последние слова осужденного замерли на его губах.

Его товарищи заколебались, никто не хотел бросать первый камень.

— Сделайте это! — крикнул Глабий. — Сейчас, братья! Давайте покажем этим варварским ублюдкам, как умирает настоящий римлянин!

Человек, стоявший крайним справа, бросил свой камень со всей силы, пожертвовав точностью, и снаряд угодил Глабию в бедро. Он открыл рот, чтобы закричать от боли, но тут же захлопнул его. В него полетел еще один камень, ударив его в грудь, затем еще один, расколовший череп чуть выше уха. Затем все они со всей мрачной решительностью стали бросать в него камни, отчаянно пытаясь как можно быстрее завершить дело и пощадить своего товарища, подарив ему быструю смерть. Катон смотрел, стиснув зубы, как камень пробил лоб Глабия, и кровь потекла по его лбу и стекала по лицу, забрызгивая грудь. Другой камень попал ему в глаз, и он упал на землю. Участники казни подхватили еще камни и начали бросать их в лежащее тело, когда Глабий инстинктивно свернулся в клубок. Звук ударов напомнил Катону о прачечной, которую он посетил в Риме, где люди отбивали мокрые плащи большими деревянными прутами. Время от времени Глабий вздрагивал и бился в судорогах, когда кровь вытекала из прорех на его коже. Его тело уже лежало неподвижно и двигалось только от попаданий камней, которые все еще бросали в него.

Макрон позволил этому продолжаться еще немного, прежде чем отдал приказ остановиться, и мужчины отступили назад, некоторые все еще держали камни, их груди вздымались от напряжения, а на лицах застыли маски страдания. Он подошел к телу и встал над ним. Глабий по-прежнему лежал, свернувшись в клубок, подтянув колени к груди. На его спине было множество синяков, порезов и полос крови. Его ключица была раздроблена, и окровавленный осколок кости выступал сквозь кожу.

— Глабий? — тихо произнес Макрон. Когда ответа не последовало, он носком калиги перевернул тело так, что Глабий перевернулся на спину. У Макрона перехватило дыхание, когда он увидел, что челюсть раздроблена, а в изуродованном остатке рта выбитые зубы окаймляют огрызок языка, который Глабий прокусил насквозь. Затем Макрон увидел, что грудь Глабия все еще вздымается и опадает, а мгновение спустя из его горла вырвался отвратительный булькающий стон.

— Так, парень, с тебя достаточно, — пробормотал Макрон, достав свой кинжал. Опустившись на колени рядом с телом, он упер острие клинка в мягкую ткань туники под подбородком Глабия и вонзил кинжал в тело, крутя его из стороны в сторону, пока кровь стекала по костяшкам пальцев. Конечности Глабия неистово задрожали, пальцы рук и ног напряглись до предела. С усилием Макрон выдернул клинок и поднялся на ноги. От набедренной повязки Глабия исходила вонь мочи и дерьма, и Макрон сморщил нос, найдя чистый лоскут ткани, чтобы стереть как можно больше крови с кинжала и своих рук. Затем он убрал кинжал в ножны и встал, повернувшись к Катону.

— Докладываю, что заключенный мертв, господин!

Катон подошел к Радамисту. — Надеюсь, Ваше Величество признает, что правосудие свершилось?

Лицо Радамиста не выдало никаких эмоций, и он отрывисто кивнул.