Семён Васильченко - Не той стороною

— Вы как поступите?

Русаков чувствовал себя, будто у него под ногами качались половицы. Надо было решать. Шаповал, несомненно, с началом постройки железной дороги заводом заниматься не будет, а без него все переменится. С другой стороны, — надо же было что-нибудь предпринимать и для встречи с Льолой и для воспитания Леньки, которого продолжала пестовать пока Захаровна. Он решился и надорванно признался:

— Франц Антонович прав, товарищ Шаповал. Пора нам расставаться, потому что без вас я не буду на заводе ни делец, ни жилец.

Шаповал круто махнул рукой и вышел.

Русаков обеспокоенно шевельнулся было, чтобы остановить его, но удержался и поник головой. Он чувствовал себя хуже всех. Ни директор, ни Шаповал, ни кто-либо другой даже из дружески настроенных по отношению к нему большевиков не мог ни на йоту улучшить его положения, пока он живет по документам обокраденного им красноармейца. Пора так или иначе покончить с этой несчастной тайной. Есть только один человек в стране, которому подчинятся его сподвижники, если он вступится за Лугового. Этот человек — признанный вождь большевиков.

Русаков в этот день поспешил уйти домой с работы, а придя к себе на квартиру, немедленно сел за составление письма к Ленину. Техник рассказывал в письме о том, как он из офицера Лугового превратился в Русакова, как мучился все это время, боясь каждую минуту быть раскрытым, предупреждал, что он еще целиком в большевистской правоте не уверился, но просил легализовать его и дать ему возможность доказать, что он во всяком случае не враг: советской власти.

Как-то спокойно он заснул после того, как невозвратный шаг был сделан, после того, как открыл бумаге скорбную свою историю.

На другой день, бросив в ящик письмо и явившись в обычное время на завод, он был удивлен сообщенной ему новостью. Оказалось, что Шаповал внезапно уехал из Георгиевска.

Обескураженный Франц Антонович злился, нервничал и не находил себе места.

— Почему он вчера не предупредил о том, что ему нужно ехать в Ростов? — сочувственно спросил Русаков директора, следя за тем, как тот барабанит пальцами по столу.

Франц Антонович мучительно поморщился.

— Он же не знал этого.

— Чего не знал? Что надо будет в Ростове согласовать свои дела, если центр на дорогу денег даст?

Директор беспричинно усмехнулся.

— Вы, оказывается, не знаете еще нашего Александра Федоровича, — с сочувствием отсутствующему товарищу бросил он нехотя. — Дорога тут дело десятое.

Русаков задержал на директоре взгляд.

Франц Антонович объяснил:

— Видите, эта внезапность означает, что у товарища Шаповала с здоровьем неладно. У него бывают сердечные припадки. Он на ногах перенес два раза тиф во время гражданской войны. Теперь сердце мудрит. Один раз стукнуло его — он отошел. Боится, что стукнет еще так, что он и сбежать куда-нибудь не успеет. А на этот счет имеет причуду. Его жена боится покойников, один вид которых вызывает в ней состояние какого-то психоза. А он, вы знаете, любит ее. И чтобы она не видела его мертвым, он решил — лишь только неладное что-нибудь почувствует в здоровья — уезжать каждый раз куда-нибудь из Георгиевска. Там, мол, похоронят, так что «старуха» не увидит. В прошлом году уезжал, ему пришлось мне признаться в этой истории. А теперь вот опять… Только: это между нами. Рабочий, а смотрите: горит, как волосок в лампе.

Директор нарочито улыбнулся, будто ему неловко было за обнаружение в Шаповале столь самозабвенной заботливости о жене.

Русаков, не веря тому, что он услышал, воскликнул:

— Удивительные вещи творятся с такими кособокими людьми!.. Ах, Шаповал, на что он способен! Человечество обнять бы за то, что оно вымолачивает такие штучки…

Он пораженно сел. Снова поднялся, спустя полминуты, и развел руками:

— Ну что ж, мы успеем еще, Франц Антонович… Будем надеяться, что с Шаповалом ничего не случится. О своем отъезде договориться успеете.

— Да, придется обождать.

— Жена ваша в Москву когда поедет?

— Завтра.

— Ну, а пока она в Москве сговорится, как раз и мы здесь смену себе приготовим. Не думаете вы, что скорей мы освободимся, чем она узнает что-нибудь?

— Нет, — отвел всякое сомнение директор, — там я уже знаю, на каком заводе мы будем работать.

— Тогда, значит, все в порядке.

Русаков ушел в мастерские. Через два дня благополучно и даже весело возвратился Шаповал, не потерявший и в этой поездке, как оказалось, зря времени: он пригласил нового литейного мастера, который необходим был если бы даже Русаков не уезжал.

Русаков, узнав, что Шаповал на заводе, разыскал его в литейной.

Увидев Русакова, Шаповал ухмыльнулся.

Русаков обрадовался, увидев эту улыбку.

— Александр Федорович, не сердитесь больше за то, что изменяю нашей компании и дезертирую? — воскликнул он с искренней просьбой.

Шаповал с чувством провел взглядом по стенам родных ему, больше чем кому бы то ни было другому, мастерских и безобидчиво взял под руку Русакова.

— Я погорячился на вас, товарищ Русаков, а теперь и сам знаю, что напрасно. Я действительно долго не пробуду здесь. Франц Антонович прав: хотим мы или не хотим, а суждено и мне отсюда двигаться в другие места.

— Вас снимают уже?

— Не снимают пока, но комитет дороги уже назначен, и я вроде комиссара к ним иду. Буду ворочать наркомпутью!

Шаповал весело подмигнул.

Русаков жадно силился поймать в поведении своего шефа намек на тот страх смерти, который должен был гонять Шаповала в Ростов, но рабочий с умелой скрытностью утаил все, что относилось к его внутренней жизни.

— Пойдемте к Францу, поговорим о наших делах, — предложил он, беря за руку мастера.

Русаков последовал с ним, не сопротивляясь.

Шаповал заговорил о тех новых товарищах, которые должны были приехать в Георгиевск.

Так для Русакова и осталось неизвестным то, что произошло в эти дни с его покровителем.

А Шаповал сделался жертвой неожиданной и скверной передряги.

Уже два раза за последнее время Оля, бесповоротно возведенная Шаповалом в сан «старухи», говорила ему, что на улице при встречах ей делает авансы георгиевский военком.

Шаповал, не придав значения сообщениям жены, подразнил ее, посмеялся над прытью недалекого Кро-венюка и тем ограничился. Бывший красный командир был подотчетен непосредственно перед ростовскими властями, его деятельность проходила почти в стороне от шаповаловского влияния. Несмотря на давнишние встречи с притязательным парнем, знакомство у Шаповала с ним было шапочное и ограничивалось оно деловыми сношениями по общей работе в райсовете.

У Кровенюка был свой круг знакомых и друзей. В доме Шаповала он ни разу не был и затрагивал на улице Олю, не предполагая, что молодая женщина является женой такой видной личности как Шаповал.