Ксения Кривошеина - Оттаявшее время, или Искушение свободой

Комната скорее походила на скучный чиновный кабинет, была обставлена уродливым лакированным ширпотребом, шторы на окнах плотно закрыты, в центре огромная двуспальная кровать девственной нетронутости. Необжитость туристами этой комнаты бросалась в глаза.

Он пригласил меня сесть в кресло, зажег настольную лампу не раздвигая тяжёлых штор, хотя на улице было довольно светло, и кинул свой увесистый портфель на кровать. Потом открыл маленький холодильник и из него выплыла бутылка коньяка и блюдо с бутербродами. В голове моей прокрутились банальные кадры кино с приставаниями, и я покосилась на кровать, накрытую красным плюшевым покрывалом.

— Угощайтесь, — нарушил наше молчание Николай Иванович, налил коньяк и пододвинул тарелку с бутербродами, — Вы мне вот что расскажите Ксения Игоревна, видели ли Вы когда-нибудь журнал «Континент»?

— Да, и даже читала несколько номеров, — ответила я.

— Ну, вот видите, а Вы говорили мне, что никогда не разговаривали с Никитой Игоревичем о политике. Он ведь в этом журнальчике печатается… и друзей его борзописцев Вы тоже не встречали? — укоризненно покачал головой «николай иванович».

— Он меня развлекал, мы путешествовали и занимались любовью, а о политике… говорили, но я не понимаю, что Вы имеете в виду… — как можно спокойнее ответила я.

— Вы скоро увидите, что я имею в виду, — посмеиваясь, произнёс он, — А вот что Вы можете рассказать о его близких друзьях? Он ведь не только с дипломатами общается, хотя в знакомых у него самые известные западные личности. О истории его выезда из СССР известно даже президентам… письма писались. Но сам он ведёт активный образ жизни и не только переводческий. В письмах к Вам он об этом, наверняка, не сообщает… — на этой фразе он осёкся, так как понял, что выдал ознакомлённость с нашей перепиской.

— Я встречала только его коллег переводчиков, несколько друзей Ирины, моего отца, мы вместе посещали мою тётю Нину, да я бывала в квартире, которую он снимает у своей большой подруги в Ферне-Вольтер… это под Женевой.

— Эта дама из Ферне-Вольтер очень интересная личность, и, вообще, окружение Никиты Игоревича непростое. Вы ведь знаете, как я интересуюсь, эмиграцией, я говорил Вам, что семья Кривошеиных знаменитая, много испытавшая… «Нам» непонятно, на кого работает Никита Игоревич? — при этом вопросе он странно на меня посмотрел.

— Как «на кого» он работает?! Вы же знаете, что он работает на международные организации, Юнеско, ООН, на министерство иностранных дел, много путешествует… — я была удивлена подобному вопросу. Будто они не знают его мест службы, наверняка рядом с ним в переводческих кабинах сидят советские коллеги, некоторые из которых по совместительству пишут доносы на таких, как НК.

— Да нет же, Вы меня не поняли! — раздражённо воскликнул «николай иванович», — ЮНЕСКО здесь не причём! На какую разведку он работает, с кем из них он связан? Вот что нас интересует.

От этих слов у меня закружилась голова, и это было не коньячное опьянение. Я могла ожидать чего угодно, только не такого поворота событий.

— Вы можете мне не верить, но честное слово, я ничего не знаю об этом, — прямо глядя ему в глаза, произнесла я. Мой ответ не понравился, он не поверил мне. Извинившись, то ему нужно отлучиться на десять минут позвонить (телефон был на столе), а главное, принести ещё бутербродов, «николай иванович» вышел из номера.

Мысли кипели у меня в голове, нужно было собраться и держаться как можно естественней. Стены комнаты смотрели и слушали, увесистый портфель на плюше кровати будто приглашал меня в него заглянуть, я сняла трубку телефона, мембрана издавала странный звук шумящей воды, отодвинула край шторы и увидела напротив стены Большого зала Филармонии… Он вернулся минут через пятнадцать, принёс тарелку с жареными пирожками. Будто продолжая прерванный разговор на полуфразе, произнёс:

— Ведь Ваш жених активно занимается антисоветской деятельностью… а в друзьях у него такие как, Буковский, Кузнецов, Амальрик и Максимов!

— Ну и что из этого следует? Его друзья диссиденты, инакомыслящие… Причём здесь иностранные разведки? — удивление моё было неподдельным, я никак не могла понять связи одних с другими.

— А на какие же деньги живут и пишут все эти так называемые «инакомыслящие»? Они же, кроме как своей болтовнёй на радио «Свобода» и в журнале «Континент», денег не заработают! Платит им кто? — в его тоне сквозила уверенность, что я знаю источники, связи, пароли, явки и многое другое… но пока «стесняюсь» сказать. — Не надо ему слишком шуметь, все эти письменные заявления, протесты. Я советую Вам, Ксенечка, на него повлиять.

— Этого я никогда делать не буду! Да если я даже попыталась бы, Никита меня бы не стал слушать, и был бы крайне удивлён моим поведением, — ответила я.

— Коли так, то существует другой путь. Будьте антисоветчицей сами, подстройтесь под его жизнь, красных флагов не вывешивайте, не надо этого… наоборот, станьте инакомыслящей. Мы это поймём. Ход умный. Сами наблюдайте, сближайтесь с его друзьями. Что Вы думаете, у нас таких на Западе нет? — голос «николая ивановича» был ровным и абсолютно уверенным. Странно, но в какой же момент наших разговоров произошло это незаметное превращение простого писателя «диссертации по эмиграции» в настоящего вербовщика?

— Как же Вы можете мне предлагать всё это? Ведь это означает, что я должна следить и доносить на Никиту и его друзей. Я на это не пойду!

— Зачем так резко ставить вопрос. Это для его пользы. Он сможет сюда приезжать, ему нечего будет бояться. Надо быть только потише в своей деятельности с такими как Буковский, да Амальрик… — продолжал настаивать «николай иванович»

— Я говорила уже, что приезжать он сюда не хочет и не может. А в остальном я абсолютно не могу быть Вам полезной.

— Хорошо, оставим пока это, но мы ещё вернёмся к этому разговору. Жаль, очень жаль, что Вы не хотите нам помочь. С Вашим характером у Вас бы великолепно это получилось. Скажите мне честно, неужели Вы и вправду так влюблены в него? Вы же авантюристка! Это я чувствую, — он вдруг заговорил игривым голосом.

— Кто Вам сказал, что я авантюристка? Может быть мой отец, это его домыслы? Откуда у Вас это слово, из наблюдений за моей жизнью? И почему у Вас возникают сомнения в искренности наших отношений с Никитой? Вы подозреваете, что я готова пойти на всё, лишь бы уехать на «райский Запад». Это ошибка с Вашей стороны. Я люблю и ценю покой и правду в отношениях, — всё, что выплеснулось из меня в этот момент, вероятно пойдёт не на пользу, подумала я. Но так даже лучше.

— Как Вам сказать, Ксения Игоревна? Ваш отец считает, что эта любовь у Вас скоро пройдёт. И он за Вас спокоен в этом плане. Но то, что касается всего остального — он не уверен, что Вы смогли бы по-настоящему вжиться в парижскую жизнь, особенно в эмиграцию. Он очень хочет Вам помочь! И как бы ни сложился Ваш возможный брак с Кривошеиным, он сумеет по своему опыту, знанию языков быть хорошей Вам опорой. Если так и окажется, всем будет хорошо. Боже, вот, оказывается, какие многоступенчатые планы строят «они», с ужасом подумала я.