Ксения Кривошеина - Оттаявшее время, или Искушение свободой

— Скажите, Николай Иванович, отец мне говорил, что якобы есть форма приглашения, по которой меня могут отпустить «выходить замуж» во Францию? Именно об этом я и хотела Вас спросить: насколько это реально? — решительно обратилась я к моему собеседнику.

— Ксенечка, эта практика на деле осуществляется, но крайне редко. Чаще всего по особому приказу из… Москвы, — тут он запнулся, — в Вашем случае, я ничего не могу решать, могу только давать советы, как действовать. Но думаю, что если Вы по своему характеру и упрямству не захотите понять, что я Ваш друг, то боюсь, ничего хорошего из воссоединения с Никитой не выйдет, — его намёк, «что он мой друг» я прекрасно поняла: за этим стоит предложение на них работать. Но этого не будет никогда! Я решила для себя, пусть мы лучше не увидимся с Никитой и весь роман превратится в «сотню писем к другу», чем пойти по пути отца.

— Ну, что поделаешь, если не выйдет из этой затеи ничего, то переживать и биться головой об стену я не буду! Жизнь в конце концов не заканчивается на одном романе. Я вполне удовлетворена своей женской судьбой. Поверьте мне, начальные отношения с Никитой не причина кидаться с головой в авантюры. Мне эти хитросплетения не осилить и я об этом сразу Вам заявляю, — спокойно и настойчиво ответила я «николаю ивановичу».

Он вздохнул и раздосадовано покачал головой, но настаивать не стал. Разговор после этого как-то завял, перешёл на рассказ о его дочке и его «хобби». Сейчас уже не могу вспомнить, в чём состояла страсть и увлечение «николая ивановича». Время было уже почти семь часов, и мой собеседник сказал на прощание:

— Я с Вашего разрешения ещё раз Вам позвоню, но если у Вас будут ко мне вопросы, то вот мой служебный телефон. Если не застанете, мне всегда передадут сослуживцы, — он протянул мне бумажку с написанным от руки номером телефона. Адреса своей конторы он не назвал. Громко защёлкнулись замки его тяжёлого портфеля. Мы попрощались, и я с облегчением закрыла за ним входную дверь.

На душе моей было противно и муторно не от выпитого коньяка, а от пережитого в течение этих полутора часов напряжения.

Через две недели после этой встречи пришёл объёмный конверт от Никиты. А вечером того же дня раздался телефонный звонок, и я услышала далёкий голос Ирины: «Ксюша, дорогая, я прилетаю. Сообщи Гуленьке…».

Помню, что оба события были, как два нокаута.

Первое, что я увидела, вскрыв письмо от Никиты и вникнув в его содержание, было приглашение мне и Ивану. Но приглашение было «не в гости и замуж», а «замуж и на постоянное место жительство вместе с сыном». Я была в полном замешательстве, ничего подобного я даже не предполагала. Что же мне теперь делать?

И второе, это близкий приезд Ирины. Мне было радостно её увидеть, но я со страхом ждала их встречи с отцом. Он, конечно, не предполагал от неё такой прыти; как ни прятался, но, видно, много наобещал ей, и авансы обернулись долгом. По всей ситуации, в которую были поставлены Ирина и я — видимо мне и предстоит быть буфером. Наше знакомство переросло в дружбу, ей я остаюсь верной до сего дня, благодарность которую, я испытываю к ней, не поросла коростой времени.

Пришлось опять слать срочную телеграмму в Парголово. Отец проявился немедленно, прилетел на крыльях и взглянув на приглашение Никиты — помрачнел. Недовольству его не было границ! Всё не так. А когда услышал, что вот-вот нагрянет Ирина, то стал кричать во весь голос, что не желает с ней встречаться, что, если она приедет в Парголово, не откроет ей дверь, спустит собаку с цепи и вообще приготовит ей сюрприз… Это было ужасно, всё ужасно!

На приглашение Никиты он не знал, как реагировать. Было понятно, что форма и содержание не соответствует намеченной «практике» моего выезда. Единственное, что он мне буркнул:

— Всё равно иди в ОВИР. Там тебе всё объяснят. А своему Никите скажи, что вряд ли из этого выйдет толк. Есть разница между гостями и постоянным местом проживания, он-то должен это знать.

— Но папа, тебе не кажется, что есть больше логики, когда тебя приглашают выйти замуж и, следовательно, на постоянное место жительства, чем «в гости и замуж». Может быть, во Франции нет такого понятия, что невеста приезжает в гости, оформляется брак, а потом её отправляют обратно домой, — возразила я.

— Не знаю! Мне юристы сказали, что нужно написать «в гости» и без Ивана… сходи в районный ОВИР, может быть, я не прав и есть возможность тебе выехать по такому приглашению…

Ирина появилась через несколько дней. Я встретила её в аэропорту, отвезла в гостиницу «Астория», где у неё был заказан номер, потом мы пришли к нам домой. В последний раз она посещала Москву и Ленинград ещё со своей мамой, в шестидесятые годы. Как всегда, иностранным туристам показывали красивый фасад страны: музеи, балеты, хорошие рестораны… это у неё и осталось в памяти. У меня была трудная задача: мне хотелось принять её достойно и, по возможности, оградить от хамства отца. Но сама Ирина будто не понимала всей ситуации, стремление увидеть «Гуленьку» затмило ей разум. Мне пришлось ей рассказать о приглашении Никиты и посвятить в наши планы. Реакция меня удивила: она стала меня отговаривать выходить замуж за Никиту! Только потом мне стало понятно, что не так уж наивна она была по поводу перспектив её собственного брака с Гуленькой. В результате нашей успешной «операции» с Никитой их браку грозил полный провал.

Видимо, отец задумал именно это! А после того, как я ей показала приглашение Никиты, она интуитивно вдруг поняла, что шансов выйти замуж, обогатить и осчастливить Гуленьку — ноль. Ох, уж эта смесь: облагодетельствовать и получить под это проценты, выгоду, плюс чистую любовь и прощение. Странно, но она, как те «ооновские» тётки, стала обрисовывать мне Никиту не с лучших сторон, отговаривать меня пускаться в столь опасную авантюру, говорить, что он меня бросит, как уже произошло с другими дамами.

Я не спорила с ней, мне было её жаль, пришлось сказать, что отец не сможет с ней увидеться; пришлось врать. Произошло самое ужасное: она захотела с ним поговорить лично и никакие мои доводы не помогли. Было вызвано такси, на котором она покатила в Парголово.

Мораль сей басни такова, что на следующее утро мне позвонили из гостиницы «Астория» и попросили зайти к гражданке Бриннер. Когда я примчалась к ней в номер, она лежала в состоянии полной прострации, только что от неё ушёл врач из «неотложки», который делал ей сердечные уколы. Меня напугал её вид, она была совершенно белого цвета и с трудом говорила. Уж не инсульт ли её сразил?! Постепенно приходя в себя, она рассказала мне отвратительные подробности встречи с отцом: бурные «объяснения в любви» кончились тем, что он её просто спустил с лестницы.