Ксения Кривошеина - Оттаявшее время, или Искушение свободой

— Никиту удивит столь странное предложение! Он не поймёт. Мы думали в перспективе пожениться, но оба знаем, как это трудно. Нам невозможно даже встретиться в ближайшие годы… А ты сам, оказывается, без моей просьбы говорил со своим знакомым «юристом» о нас? Я тебя ведь не просила?

Вот оно, началось, сразу мелькнуло у меня в голове. Хотят всё-таки познакомиться под видом «юристов-специалистов по эмиграции». Тонкий ход, давят на чувства, слезу, мол мы Вам поможем, а потом Вы нам… Неужели я похожа на наивную дурочку. Или начитавшись нашей переписки, «они» решили, что птички в клетке, а у них ключик от дверцы.

— Да я ведь иногда консультирую по вопросам современного искусства специалистов по эмиграции. Он о тебе от меня слышал, я ему рассказал о твоих проблемах… Но ему интересно твоё мнение об эмиграции, он просил меня познакомить его с тобой. Уже давно просил, но я говорил ему, что ты очень занята разводом и работой. А теперь пришло время, когда я сам тебя прошу, очень прошу, хотя бы ради меня встретиться с ним, — у отца лицо было тёмное, страдальческое, а сколько седины и морщин прибавилось. Даже осанка его высокой фигуры изменилась, он как-то сгорбился, сильно похудел. Какая тяжелая подневольность, и каким позором души и унижения даётся ему это служение. Кто же подал идею с «приглашением замуж», а в заложники оставить, на всякий случай, сына? Ведь этому спектаклю театра марионеток не будет конца. Под запугиванием, заманиванием любовью можно было добраться и до главного героя. Там или здесь, это уже не имело значения.

— Хорошо, я согласна повидаться с твоим знакомым «юристом-специалистом». Только мне бы хотелось встретиться с ним в твоём присутствии…

Отец не дал мне договорить и воскликнул:

— Я приведу его к тебе домой?

Такой наглости я не ожидала. Ну и нравы!

Но коль уж я согласилась и будто прыгнула с головой в холодные воды Невы, то игра началась. В ней победителей не бывает, а жертв обычно множество. Подозревала ли я тогда, насколько это игра может быть опасной и что я рискую не только своей совестью, честью, любовью дорогого мне человека, может быть, даже его жизнью и приговором отнятия сына навсегда.

Чем-то эта игра напоминала «русскую рулетку» — может, бахнет, а может, пронесёт до следующей прокрутки пуль в барабане пистолета. Никита сейчас играл во Франции в более спокойные рулеточные комбинации. А уж если и проигрывал, то не душу и совесть, а деньги. Рассчитать эту «русскую рулетку» невозможно, на то и ставка судьбы. Интуиции не хватит, опыта нет, одна вера, да и теплящаяся надежда, что можно будет сойти с дистанции…

Папин роман с Ириной начал давать осечки, об этом мне стало известно после звонка самой «жертвы» из Нью-Йорка. Ирина писала папе письма, но очевидно с какого-то времени он перестал ей на них отвечать. Что послужило причиной такого странного поведения отца, не знаю. Но бедная Ирина, которая как на плаху положила свою «честь и совесть» влюблённой девочки, металась на другой стороне планеты, в полном непонимании происходящего. У отца в Парголово телефона не было. Эта изоляция во многом помогала ему избегать нежелательных встреч и звонков. Во время последней нашей прогулки по Каменному острову отец в озлоблении сказал: «Вот, пишет мне целые письма-романы. Кому это надо, у меня нет времени читать всю эту галиматью!» При этих словах он вынул из портфеля штук двадцать нераспечатанных конвертов и сунул их в мусорный ящик.

Бедная Ирина, подумала я, плакал твой «иконостас» над кроватью. Беспокойство её, как оказалось позже, было связано с намеченными мероприятиями для оформления «их с Гуленькой брака». К этому времени отец развёлся. Все бумаги, юридические документы были у Ирины готовы, и дело было за малым, она готова была приехать в Ленинград, чтобы пойти с отцом в районный Загс. То ли он не мог и не хотел этого, то ли просто не любил её, а может, в связи со мной и Никитой планы «юристов» поменялись — всё свелось к его исчезновению с её горизонта. Это было совершенно в его духе. Как только возникали в его любовно-сердечной сфере проблемы, он старался испариться, надеясь что, может рассосётся само по себе. Но не таков был характер Ирины. Для неё не было преградой ни молчание отца, ни двенадцатичасовой перелёт в СССР и явное нежелание «жениха» с ней переписываться. Она купила туристическую путёвку с билетом, позвонила мне и сообщила, что через пару недель приедет. Я послала отцу телеграмму в Парголово, вечером он мне перезвонил:

— Эта дурёха предлагает мне на ней жениться! Чтобы спасти меня! Пошла она к чёрту! Мне всё надоело, я ей написал письмо, объяснил, что нужно подождать с решениями, я сейчас не готов… Так она хочет заплатить все алименты за Дуню до восемнадцати лет, а мне чуть ли не завещание на имущество. Она сошла с ума, думает я на это куплюсь! — отец был возбуждён до предела.

Ну как тут не восхититься благородством его души! Никаких сделок с совестью и всегда правда, одна только правда, голая, страшная, ранящая… Дорогая Ирина, мне было её жалко, и я совершенно не представляла, как буду её встречать, что буду ей говорить и объяснять. Последняя фраза отца была «Прошу тебя, избавь меня от этой истерички, встреть, поговори… скажи, что меня нет в городе. Может быть, я и возникну на десять минут, но в самом конце».

Моя встреча с «юристом эмиграционного отдела» приближалась. В голове я рисовала картину этой встречи, что нужно отвечать, как говорить. Но прежде всего, я решила ни в коем случае не показывать страха и никак не выдавать своего крайнего желания соединиться с любимым НК всеми средствами. Будто всё это для меня не столь уж важно, а взаимные письма и звонки — ну так это одна «любовная игра». Жизнью я довольна, у меня сын, работа, ехать никуда не собираюсь. Это была интуитивная тактика поведения и защиты от возможных предложений. Тем более, что на их глазах происходила комедия как бы «вполне всерьёз», моего отца и Ирины. Как ни покажется странным, но в день нашего свидания я чувствовала себя спокойно и уверенно.

Отец приехал около пяти часов дня, а через полчаса раздался звонок в дверь и на пороге возник молодой мужчина, лет тридцати шести… с огромным букетом белых цветов. Вначале вошёл букет, а потом из-за него выглянуло на меня улыбчивое лицо брюнета с голубыми глазами. Он был полноват, среднего роста, в модной импортной куртке и джинсах.

Я провела гостя из коридора в комнату.

— Меня зовут Николай Иванович, мы с Игорем Ивановичем давние знакомые, — произнес, улыбаясь, мужчина и как-то фамильярно обнял отца за плечи.

Я поставила букет в вазу, предложила присесть всем за круглый стол, накрытый непарадной кашемировой скатертью. Неожиданно отец достал из своего портфеля бутылку коньяка, коробку шоколада, лимон и предложил выпить.