Семен Гейченко - У Лукоморья [5-е изд.]

Среди следов есть и курганы, расположенные на полях, что за северной границей парка. Сохранился большой курган и в самом парке. На этом высоком кургане стоит прославленный Пушкиным «дуб-великан». Это старейшее дерево не только в Тригорском, но и во всей округе Пушкиногорья. Современные ботаники рассуждают о нем разно, каждый по-своему датируя возраст дуба. Одни утверждают, что ему 300 лет, другие дают больше, а некоторые избегают датирования...

Лет двадцать тому назад в заповедник в качестве гостя приехал немецкий ученый ботаник-лесовод Карл Хунтер. Он был на совещании в Ленинграде и привез с собой новый инструмент, которым можно измерять годовые кольца в стволе дерева. Это особая игла, полая внутри, которая под сильным давлением «простреливает» ствол дерева в нужном участке. К сожалению, своим прибором Хунтер не смог установить точное количество колец нашего дуба, так как внутри его ствола имеется прогнившая древесина. Условная датировка Хунтера — 400 лет!

Услышав эту дату, я еще крепче утвердился в своем предположении, что курган и дуб — это памятные знаки 1581 года.

Тут я должен рассказать о том, что случилось с прославленным дубом в 1941—1945 годах.

В 1945 году, закончив разминирование Тригорского, мы, работники заповедника, вместе с саперами, прибывшими специально из Ленинграда (станция Понтонная), и ленинградским ботаником Терентьевым приступили к спасению «дуба уединенного», которому гитлеровцы причинили большие беды.

Проводя оборонительную линию «Пантера» через Тригорский парк, фашистские вояки устроили в глубине кургана, под сенью дуба, командирский блиндаж размером 5х5х5 метров, отделали его внутри досками, снятыми с полов Святогорского монастыря, потолком служила корневая система дуба, обшитая сосновыми горбылями. Почти три года несчастное дерево стояло «на весу», с обрубленными корнями.

Осторожно удалив из блиндажа доски и бревна, мы увидели, что земля кургана перемешана с огромным количеством сильно истлевших черепов и других человеческих костей. Несколько черепов были нами взяты и срочно отправлены в Ленинград, в Институт антропологии, для датировки. Вскоре в заповедник приехал сотрудник института, который сказал, что обнаруженные черепа можно датировать XV—XVI веками.

После ликвидации блиндажа мы подвезли к дереву несколько машин хорошей огородной земли и конского навоза и засыпали яму. А потом по нашей просьбе из Пскова прибыла пожарная машина с лестницами — были обрезаны засохшие ветви кроны дуба-инвалида. В течение нескольких часов пожарные производили «омовение» кургана, дерева и прилегающего к кургану участка земли. Вскоре дуб ожил. С тех пор прошло сорок лет. Наш богатырь сегодня, как встарь, могуч и красив!

До нашествия Батория Воронич считался одним из самых больших городов Псковщины (после Пскова, конечно!). В нем была хорошо оборудованная крепость с пороховыми погребами, артиллерийскими орудиями, крепостными стенами и башнями. Город имел несколько посадов, слободу, деревни, шесть монастырей и церквей с полными причтами, около тысячи разных зданий. Всего в сем городе обреталось около 4000 человек.

«Здесь обилие во всем... На полях большой урожай и много хлеба»,— писал о Ворониче в своем дневнике секретарь Батория ксендз Пиотровский.

Осадив Воронич со всех сторон, Баторий не смог с ходу взять город, в особенности его крепость — кремль. Ему потребовались для этого устрашения. Пойманных ворончан интервенты сажали на кол, жарили на огне. Все это делалось, чтобы показать засевшим в кремле: сдавайтесь, мол, а то вам еще хуже будет!

Наконец последний штурм, не одна сотня снарядов и атак, и Воронич был взят. Пленных баб повели пёхом в Польшу, где их ждали заранее построенные лагери-деревни под названием «Воронич». (Не поверив этому, я в 1953 году специально съездил в Литву, где действительно нашел деревню под названием «Воронич»).

Взяв город, Баторий расположился на берегу Сороти отдохнуть. Для войска разбили огромный — вдоль Сороти в сторону Великой — лагерь, а для полководца поставили королевский шатер с походной церковью-костелом и придворными службами. С утра до ночи неслись по полям и лугам пропавшего города торжественные звуки органа...

Но вообще поход Батория на Псковскую землю был неудачен. Разгромив многие города и веси, он ушел из-под Пскова, как говорится, не солоно хлебавши. Возвращаясь из-под Пскова, Баторий еще раз остановился в Ворониче, приказал сжечь все недосожженное и перепахать остатки города... Что с большим остервенением было сделано его войском и рабами.

Вскоре сюда по приказу Ивана Грозного прибыли московские писцы, которым было поручено описать все, что причинил сему месту «антихрист Баторий». Эта печальная опись сохранилась. В ней поведано, что «все на Ворониче стало впусте». Остались лишь «стен полуразбитых ряд», да камни разные опорные «от домов, клетей да лавок...», да поля, усеянные костьми...

Но вот пришла на Воронич новая жизнь. Пришли другие люди. Город ведь был на страже границы Российской. Он не мог не быть. Но таким, каким он был до Батория, ему уже было не стать...

Кости всех погибших ворончан, как полагалось тогда, собрали и предали земле. Их похоронили в братской могиле-кургане.

Там, где когда-то находился центр Воронича, его «Красная площадь», воздвигли курган, а на вершине его посадили молодой дуб.

Древние римляне считали дуб деревом, имеющим возраст вселенной. Дуб — это олицетворение мужества и силы. Закладывая свой новый дом — Петергоф, царь Петр I прежде всего посадил в парке дуб. Закладывая свое имение на Псковщине, прадед Пушкина, арап Петра Великого, тоже посадил при входе в свое имение дуб-богатырь. Дуб издревле считался символом надежности и постоянства. Он и сказочник, он и мерило истории, он и лекарь. Им в старину лечили ожоги, воспаления горла, десен. Он благотворно действует на людей, страдающих повышением кровяного давления, регулирует дыхание. Так говорят современные медики. «Дуб — это чудо!» — говорим все мы.

С тех пор, до пожалования земли бывшего Воронича императрицей Екатериной II помещику Вындомскому, ежегодно, 6 августа, в день разгрома Воронича, в церквах Святогорья и Воронича гремел круглосуточно траурный колокольный звон. Служились памятные службы по злодейски убиенным антихристом Баторием «господам ворончанам», и вечером все здешние жители шли к кургану справлять тризну по героям.

Сейчас на Ворониче знаменитый парк Тригорского. На окраине его стоит дуб-богатырь — «дуб уединенный». Им не раз любовался Пушкин. Он воспел его в своем стихотворении «Когда за городом задумчив я брожу...»: