Зиновий Шейнис - Солдаты революции. Десять портретов

Настроение в советской колонии было приподнятое. Валлениус и Лейтейзен поехали в горы, привезли пихтовых и еловых ветвей, украсили большую комнату, где решили провести торжественное собрание. Урывками, во время редких пикников, на которые все вместе уезжали из Берна в горы, Аллан продолжал писать стихи, намеревался издать их после возвращения в Москву. Как раз в канун праздника он закончил книгу стихов, написал посвящение Алисе:

Эта небольшая книжечка в бордовой обложке, выпущенная в Стокгольме в 1919 году издательством «Фрам», была обнаружена лишь летом 1974 года сыном Аллана Валлениуса Свеном. В ней чистый голос революции, эпоха и связь времен.

После «сердитого» письма Владимира Ильича Валлениус и Лейтейзен каждую неделю отправляли в Москву обзор европейских газет и журналов, комплекты газет и книги.

Первого ноября Владимир Ильич писал Яну Антоновичу:

«Дорогой Берзин!

Получил много книг от Вас. Большое спасибо...

Лежите и лечитесь строго: жить Вы должны не в Берне, а в горах, на солнце, где есть и телефон, и железная дорога, а в Берн посылать секретаря и ездить должны к Вам...

Крепко жму руку

Ваш Ленин».

Это было последнее письмо Владимира Ильича Берзину в Швейцарию. Курьер привез и записку от Дзержинского: Феликс Эдмундович сообщал, что вместе с Аванесовым благополучно добрались до Москвы. Но теперь уже не за горами был отъезд Берзина из Швейцарии.

2 ноября Шкловского вызвали к шефу политического департамента для переговоров. Шеф департамента извинился, что ему придется «беседовать на неприятную тему», и предъявил категорическое требование, чтобы некоторые сотрудники миссии оставили пределы Швейцарии.

Все это не было неожиданным. Сразу же после решения Правления Социал-демократической партии Швейцарии отметить первую годовщину Октября союзники начали поход против солидарной акции швейцарских трудящихся с Советской Россией. Бундесрат объявил, что в отношении лиц, которые примут участие в революционных выступлениях, будут приняты самые решительные меры. В Цюрих были введены войска. Слух о преследовании советской миссии дошел до других городов, и там вспыхнули демонстрации солидарности.

А на Шваненгассе, 4 жизнь шла своим чередом.

По-прежнему почти каждый день в Москву передавались сводки о положении в Западной Европе. В начале ноября Берзин отправил Ленину новую партию книг и газет, очень хотелось получить весточку от Владимира Ильича. Но курьера ждать не приходилось — в Москве и без того было много дел.

7 ноября утром все собрались в кабинете Яна Антоновича. Он пожелал веры в будущее и воли к победе до конца. Днем пришел Фриц Платтен с большим ворохом красных гвоздик. Из его глаз струился какой-то особенно мягкий свет. Он пожал всем руки, одарил цветами. А большой букет поставил в вазу, все уселись вокруг стола и долго говорили о том, что всех волновало, — о Москве, о семьях, там оставленных, о будущем. Потом пришли какие-то неизвестные люди, тоже принесли гвоздики и ворох газет со статьями, посвященными Советской России: в них было много теплых слов, братских приветов и пожеланий выстоять и создать новое общество, которое будет примером для всех людей на земле. Конечно, пришел и сапожник Каммерер. Он был в новом костюме с гвоздикой в петлице, просил передать привет «герр Ленин и фрау Крупская» и уже уходя не удержался, чтобы еще раз не спросить, кто шьет Ленину ботинки на толстой подошве и вообще, нужны ли ему там, в Москве, такие ботинки для прогулок в горы. Его успокоили, сказав, что ботинки у Ленина есть.

К вечеру пошел холодный дождь, погода испортилась, но в здание миссии приходили еще какие-то люди, поздравляли и приносили цветы. А кое-кто не решался войти и цветы оставлял у входа.

Вечером все собрались как одна семья. Зажгли свечи, и в их мерцающем свете пылали гвоздики. Яна Антоновича попросили рассказать о скитаниях по свету. Он отшучивался, но все же согласился. Он говорил о тех, кого уже не было в живых, кто остался в казематах Сибири. Потом Аллан Валлениус читал свои новые стихи. Ему хлопали, просили читать еще. А Морис Лейтейзен прочитал рассказ Короленко «Огоньки» — о человеке, который темным осенним вечером плыл по угрюмой сибирской реке и вдруг, на повороте, впереди у темных скалистых гор увидал огонек, то исчезающий, то манящий своей обманчивой близостью. И когда прозвучали последние слова этой маленькой поэмы в прозе: «Но все-таки... все-таки впереди огни!», в комнате стало совсем тихо, и еще долго никто не хотел нарушать тишину.

А гвоздики все пылали в мерцающем свете, как огромные звезды...

Утром 8 ноября на Шваненгассе прибыл чиновник. Об этом в «Правде» сообщено в следующих словах: «Тов. Берзин был приглашен к президенту республики, который холодно и сухо передал ему, что Швейцария, к сожалению, должна прервать деловые сношения (официально Советская Республика не признана Швейцарией, существуют, следовательно, только деловые отношения), и предложил нам всем покинуть Швейцарию», — писал Г. Л. Шкловский.

Как молния разнеслась весть по всей Швейцарии о высылке советской миссии из страны. Первым возвысил свой могучий голос Фриц Платтен. Он произнес в парламенте пламенную речь в защиту Берзина и его сотрудников, в защиту Советской России. Вместе с ним кампанию начали другие интернационалисты. Это был сигнал для всех трудящихся страны. На призыв ответили граждане города Цюриха. В бундесрат — союзный совет — была направлена депутация социалистов в защиту миссии. Бундесрат не принял предложение Платтена отменить высылку Берзина, и тогда в Цюрихе 9 ноября была объявлена всеобщая забастовка. За Цюрихом последовали другие города. Забастовала даже консервативная Женева. В Цюрих были введены шесть пехотных и шесть кавалерийских полков. В ответ рабочие воздвигали баррикады, начались бои, в которых были убитые и раненые.

Напуганное размахом событий, правительство ввело в стране военное положение. 11 ноября представитель политического департамента Петравичини позвонил в половине восьмого утра Шкловскому на квартиру и передал Берзину, чтобы миссия немедленно оставила пределы Швейцарии.

На сборы были даны одни сутки. Дети всех сотрудников были в Берне, а за Юрой Покровским пришлось снарядить нарочного, и тот привез его больного из Лезье.

12 ноября рано утром сотрудники советской миссии выехали из Берна. Берзин, как моряк, ведущий лайнер сквозь бурное море, до последнего момента оставался на капитанском мостике и, покидая здание миссии, дал телеграмму Ленину: «Нас высылают!»