Зиновий Шейнис - Солдаты революции. Десять портретов

Незадолго до этого из английской столицы в Копенгаген прибыла жена Литвинова с маленьким Мишей (а затем привезли Таню). В документах значилось, что подательница сего «жена политического эмигранта, с сыном и дочерью отправляется в Россию, к месту постоянного жительства».

О приезде семьи Литвинова, разумеется, узнал О’Греди. Был поражен, спросил Максима Максимовича, верно ли, что его жена покинула Англию и едет с детьми в Россию. Литвинов ответил утвердительно.

— Надолго? — спросил О’Греди.

— Навсегда, — ответил Литвинов.

Приезд семьи не изменил образа жизни Максима Максимовича. На пятом этаже не было семейных номеров, и пришлось переселиться на четвертый, куда по крайней мере доходил лифт. А остальное все осталось по-прежнему. Зарецкая так же вела книгу расходов: столько-то эре заплачено за фунт селедки и столько-то за обед в столовой или ресторане.

Наконец, с О’Греди договорились, что с начала осени будут отправлять в Россию русских солдат из континентальной Европы.

После подписания соглашения с О’Греди Скандинавские страны, Австрия, Венгрия, Швейцария. Бельгия, Италия, Франция согласились отпустить всех русских военнопленных.

Но дел было еще много. Литвинов как уполномоченный Совета Народных Комиссаров продолжал переговоры с представителями Верховного совета Антанты по политическим и экономическим вопросам. За все эти месяцы Максим Максимович установил контакты с датскими и другими европейскими фирмами, покупал и отправлял в Россию все, что мог, искал, где что подешевле и повыгоднее.

26 августа 1920 года Литвинов послал в Москву Чичерину следующую телеграмму: «Я до сих пор отклонял предложения на обувь приходится вновь запрашивать. Средняя цена тридцать-сорок крон. Из Италии предлагают сто тысяч военных ботинок по сорок лир. Оттуда же предлагают фланелевые рубахи по девятнадцать лир, рабочие костюмы по шестнадцать и штаны по четырнадцать, шинели по шестьдесят пять лир. Далее можно иметь там же сравнительно невысокой цене несколько сот аэропланов, до четырех сот грузовиков, пять бывших в употреблении, но в хорошем состоянии. Нельзя ли предлагать Италии нефть в Батуме. В Триесте нам удалось захватить полторы тысячи тонн меди, отправленные Центросоюзом из Владивостока. Литвинов».

Эту телеграмму Г. В. Чичерин доложил В. И. Ленину. Владимир Ильич подчеркнул слова «сто тысяч военных ботинок», «шинели», «несколько сот аэропланов, до четырех сот грузовиков». Отметил, что все это «архиважно», что предложения Литвинова надо немедленно обсудить с заместителем наркома внешней торговли Лежавой и ни в коем случае не прозевать товары.

Все закупленное Литвиновым пароходами и поездами доставлялось в Советскую Россию. Забот все прибавлялось и прибавлялось. Надо было обсудить вопросы будущего торгового обмена с французами. Добиться от датской фирмы «Г. Иенсен и К0» выполнения договора о поставке семян, заключенного советскими организациями еще в ноябре 1918 года. Представители шведских кругов в Копенгагене интересовались, будет ли установлена линия воздушного сообщения между Стокгольмом и Москвой через Петроград. Норвежцы допытывались, намерена ли Россия покупать сельдь; заезжие дипломаты зондировали почву насчет концессий в России.

Все надо было согласовать, на все вопросы ответить. Литвинов целые дни проводил в разъездах, сопровождаемый шпиками. Похудевшие и осунувшиеся, они носились за ним, проклиная свою беспокойную службу, моля всевышнего, чтобы советский дипломат, наконец, оставил тихий и благополучный Копенгаген.

В сентябре из Англии пришел первый пароход за военнопленными в Данию. Литвинов вместе с представителями датского и немецкого Красного Креста выехал в лагерь под Копенгагеном, где находились русские солдаты. Немец доктор Биттнер руководил отправкой военнопленных в гавань. Изможденные, исхудалые, оборванные, но счастливые от предстоящего отъезда на Родину, они ринулись на пароход, заполнили каюты, трюм. На палубу поднялись Литвинов, Миланова, Зарецкая, члены датской и германской миссии Красного Креста, дипломаты. Слева на борту расположился Л. Шацкин, генеральный секретарь КИМ, вынужденный уехать из Германии, где начался разгул белого террора. Корреспондент копенгагенской газеты сфотографировал всю эту группу.

Наступила минута отплытия. Солдаты высыпали на палубу, прильнули к иллюминаторам. Они не знали тонкостей битвы, которая десять месяцев шла за «круглым столом» дипломатов. Но они понимали, что эту битву выиграла их страна, еще неведомая им Советская Россия.

Наконец, пароход дал сигнал, оторвался от причала, развернулся и взял курс на Петроград, на Россию.

— То, о чем вы сообщили мне, очень интересно. Если нетрудно, расскажите, пожалуйста, как вы познакомились с генералом Грейвсом.

...За окном бурная московская весна, на улицах толпы людей. Все сверкает и радует глаз, а мы все дальше уходим в прошлое, погружаемся в мир поразительных и сложных событий.

С биографией американского генерала Грейвса я знаком. Он командовал экспедиционным корпусом, который в 1918 году был послан президентом Вудро Вильсоном на Дальний Восток, чтобы задушить русскую революцию. Разгадав подлинные цели интервенции, Грейвс рекомендовал вывести американские войска из Сибири и Дальнего Востока. Это вызвало переполох в реакционных кругах Америки, и генералу не сразу разрешили вернуться на родину; его долго «выдерживали» на Филиппинах. В 1931 году Грейвс издал книгу «Американская авантюра в Сибири». Она была с интересом и сочувствием встречена прогрессивными кругами США, которые всегда считали, что обеим сторонам необходимо сотрудничество, а не конфронтация. В 1940 году Грейвс скончался.

Мой собеседник задумался, и я снова спросил его:

— Вы хорошо знали генерала Вильяма Грейвса?

— Да, — ответил он.

— Сколько лет вам было тогда?

— Семнадцать.

— А долго вы находились на Дальнем Востоке?

— Около двух лет.

— Генерал Грейвс знал, кто вы?

— Нет. Но мы с ним оба жили в Чикаго.

— Как же вы там оказались?

По лицу моего собеседника прошла легкая тень, оно посуровело, и чуть изменившимся, глуховатым голосом он сказал:

— На этот вопрос ответит история жизни моего отца, Андрея Кондратьевича Чумака.

С Александром Андреевичем Чумаком я знаком давно: он был в свое время на дипломатической работе, выполнял поручения Чичерина и Литвинова. Его жизнь изобиловала сложными перипетиями. Но то, что я узнал теперь, во время многочасовых бесед с ним, меня не просто удивило, а глубоко заинтересовало. То и дело всплывали самые неожиданные имена: Джек Лондон, Павел Петрович Постышев, Тим Бак, Александра Михайловна Коллонтай, Билл Хейвуд...