Николай Дмитриев - На торный путь

Позже к фельдмаршалу Миниху из города прибыл баши-гаус, адъютант сераскира, просить перемирия на двадцать четыре часа. Фельдмаршал дал всего час, заявив, что иначе пощады никому не будет. Комендант Очакова – двухбунчужный паша Мустафа – условия Миниха принял. Однако за этот час, пока пишется капитуляция, сераскир с частью гарнизона решил было прорваться к стоявшим на рейде галерам, надеясь удрать, но казаки не дали ему уйти, и тогда гордый паша вернулся в город, чтобы уже там, испросив пощады, сдаться в плен.

Турецкое войско было выведено из разбитого бомбами и сожжённого города, где, казалось, ничего целого нет. Однако добыча победителям досталась знатная. Рыскавшие там солдаты набирали полные шляпы турецких червонцев и находили много иных ценностей. Сам фельдмаршал выкупил у них много чего. Так Миних заполучил не одну усыпанную драгоценностями саблю, дорогую конскую упряжь и даже часы, кои позже он преподнёс как подарок императрице…

Скампавея, лёгкая галера малого шхерного флота, вооружённая четырьмя медными фальконетами [41] Мелкокалиберная пушка. , на вёслах выходила из невского устья. Матросы абордажной партии, сидя по трое на своих банках, слаженно гребли, и корабль шёл хорошо. На взморье дул ветер, и, когда капитан приказал дополнительно поднять парус, галера ещё прибавила ходу. Из-под кормового навеса вышел человек, одетый в атласный камзол, шитый по отворотам золотом, и, придерживая рукой шляпу с плюмажем, чтоб её не унесло ветром, сначала прогулялся по мостику, а потом остановился у борта.

Темноватая вода, превращавшаяся дальше в залитую солнцем яркую синь Финского залива, несла всякий городской мусор. Так, днями у стрелки Васильевского острова чуть не опрокинулась перегруженная дровяная баржа, сбросив в воду бывший сверху сушняк. Его затем долго поднимали назад крючьями, то, что сплывало ниже, вылавливали обыватели, а остатки вынесло в море, и сейчас отдельные поленья, плохо различимые за гулявшей по заливу мелкой волной, ветром гнало к низкому берегу, где ещё виднелись осевшие от времени валы Ниеншанца.

Скампавея взяла мористее, и ветер заметно усилился. Капитан распорядился прекратить греблю, матросы втянули вёсла внутрь корабля, и дальше галера пошла только под парусами. Неотрывно следивший за всем этим действом пассажир отчего-то забеспокоился и поинтересовался у капитана:

– Мы когда приплывём в Кронштадт?

Капитан искоса глянул на пассажира.

– Ежели ветер не переменится, к обеду. Идём… – Весьма выделив это слово, капитан после короткой паузы закончил: – Хорошо.

Пассажир изучающе посмотрел на туго натянувшуюся под ветром парусину и хотел ещё что-то спросить, но капитан, сделав вид, что занят, уклонился от разговора. Ему было известно, что его пассажир из Тайной канцелярии, и, осторожничая, он ломал голову, пытаясь догадаться, зачем тот направляется в Кронштадт.

А вот доверенное лицо Ушакова, секретарь Тайной канцелярии Хрущов, бывший сейчас на мостике скампавеи, это хорошо знал. Дело было в том, что, едва став государыней, Анна Иоанновна, памятуя завет Петра, что «потентат без флота лишь одну руку имеет», тотчас отрядила людей проверить состояние флота. Результат оказался плачевным: из тридцати шести линейных кораблей и двенадцати фрегатов боеспособных оказалось только восемь. Правда, с галерным флотом всё обстояло гораздо лучше, но общую картину это меняло мало.

Узнав об этом, Анна Иоанновна велела немедля возобновить регулярные учения с выходом в море. Кроме того, по указу государыни была учреждена Воинская морская комиссия для оценки состояния флота. И вот сейчас секретарь Тайной канцелярии Хрущов был отправлен в Кронштадт самим Ушаковым с наказом негласно проверить, что на данный момент уже сделано. Ещё вдобавок ему было поручено напомнить кому следует об Азове, Очакове и продолжающейся в причерноморских степях войне с турками, отчего на Балтике может случиться всякое.

Пока же плавание казалось монотонным. Хрущов, стоя у борта, смотрел на дальний берег, как вдруг его внимание привлекла некая суета. Секретарь перешёл к другому борту и увидел, что с моря почти наперерез галере идёт трёхмачтовый парусник, по борту которого тянулась жёлтая полоса, а нос украшала фигура льва.

– Это кто? – заинтересованно спросил у капитана Хрущов.

– Фрегат «Штандарт», идёт вполветра, – отозвался тот.

В этот момент фрегат заполоскал парусами, накренился и, зарывшись носом в воду так, что волна чуть было не захлестнула льва, медленно выпрямился, после чего, ещё раз хлопнув парусом, лёг на другой курс.

– Никак ученья у них, – предположил капитан и, немного отступив в сторону, через плечо рулевого глянул на компас.

Пока секретарь Тайной канцелярии с интересом следил за эволюциями «Штандарта», питерский берег окончательно растворился в морской дымке. А когда через довольно продолжительное время скампавея стала приближаться к Котлину, Хрущов увидел выведенный на рейд флот. Признаться, зрелище было внушительным. Там, растянувшись в линию, стояли шестидесяти- и пятидесятипушечные линейные корабли, а за ними тоже в линию выстроились фрегаты. На ветру полоскались кормовые флаги, и казалось, флот готов вот-вот поднять якоря.

Скампавея миновала рейд и, спустив парус, вошла в Военную гавань. С мостика Хрущов видел ряд пушечных портов, из которых выглядывали орудийные жерла, грозившие разнести в щепы корабль любого супостата, рискнувший зайти в акваторию порта. Хрущов знал: Военная гавань – это крепость, и её даже собирались одеть камнем, но вода вымывала раствор, а на годный для дела дикий камень требовалось ни много ни мало три миллиона, поэтому до лучших времён решили ограничиться использованием брёвен, что, кстати, обошлось втрое дешевле.

Галера медленно подошла к пристани и, убрав вёсла, ткнулась бортом в привальный брус. Матросы закрепили чалки, поставили сходни, и Хрущов, довольный тем, что утомительный морской переход кончился, сошёл на берег. Пройдя подъездной дорогой, он вышел за ворота и зашагал улицей вдоль долгой линии стоявших сплошным рядом трёхэтажных губернских домов. Так он миновал бывшие там учреждения, а дальше попал туда, где на первых этажах размещались торговые лавки. Дойдя до угла, секретарь свернул и ещё издали углядел висевший над входом в остерию якорь.

Остановившись перед крепкой дубовой дверью, любовно украшенной резным изображением парусника, Хрущов помедлил, а затем взялся за деревянную ручку в виде медвежьей лапы. Оказавшись внутри довольно большого помещения, уставленного столами, за которыми шумели завсегдатаи, посланец Тайной канцелярии огляделся. Судя по всему, здесь всё было без затей. На столы подавали обычную квашеную капусту, пироги, разные соленья, а в глиняных кружках, которые держали в руках уже чуть хмельные посетители, наверняка было пиво.