Николай Дмитриев - На торный путь

Впрочем, прапорщик считал, что ему повезло. Как выяснилось, государыня распорядилась отрядить для участия в летней кампании от каждого гвардейского полка по четыреста человек, куда от измайловцев зачислили и Нероду. От своего участия в походе Гриць ожидал многого, вот только поначалу пришлось туговато. Больше всего донимала жара, а вдобавок в степи могли прокормиться только приученные к подножному корму лошади и потому перегруженный сверх меры обоз, где у одних измайловцев была сотня телег, кроме бочек с водой тащил даже дрова.

Правда, когда впереди показались пригородные сады, а над кронами деревьев замаячили очаковские минареты, Грицько решил было, что трудности перехода позади. Оказалось, что он ошибся. Откуда-то сбоку потянуло дымом, затем пахнуло гарью, раздались тревожные выкрики, и неожиданно вокруг заплясали языки пламени. Почти сразу стало понятно, что ждавшие русских турки зажгли траву на подходах к городу, и изломавшее шеренги каре затопталось на месте, не зная, что делать. Замешкался и Гриць, но тут раздались громкие командные выкрики:

– Всем вперёд! – и прапорщик, закрыв лицо шляпой, побежал, отмахиваясь от огня.

И тут, едва прорвавшись через огненную полосу, Нерода увидал турок. Что было дальше, потом он толком вспомнить не мог. В памяти осталось, как справа налетели донцы, сбив неприятеля. С другой стороны ударили гусары, но из города туркам пришла подмога, заставив кавалерию отступить, и сам Гриць, всё время паливший из ружья, вроде как подался назад, но тут всё переменилось. Пока шла схватка, подоспели драгуны и ещё много пехоты с пушками, тут же открывшими пальбу. Не выдержав такого огня, турки ретировались, и едва переведя дух, Гриць понял: это Очаков.

Сделать повторную вылазку турецкий гарнизон не решился, и русские войска, обтекая город кругом, начали занимать позиции, а когда к Очакову подошли основные силы армии, Миних собрал всех старших командиров на военный совет. Первым выступил генерал Левендаль, сообщив:

– Нам стало ведомо, что буджацкие татары, стоявшие у Очакова, против воли султана, ушли восвояси, однако турки успели провести в город около семи тысяч босняков и арнаутов, так что теперь в крепости у сераскира Ят-паши более чем двадцать тысяч. Из них пять тысяч конных уже приняли участие в последней вылазке. – И словно желая придать своим словам больше достоверности, генерал добавил: – Всё это подтверждают четыре турецких офицера, коих мы взяли в плен во время их вылазки.

Заговоривший следом за ним генерал Кейт сказал коротко:

– Очаков зело укреплён. Замок с тремя линиями стен с форштадтами. С налёта взять не удастся. Придётся начать осаду. Вдобавок рядом лиман и море. Полагаю, сикурс турецкому гарнизону возможен.

Кейт умолк, и Миних посмотрел на Румянцева.

– А ты, генерал, что скажешь?

– Что тут говорить? Штурмовых лестниц в обозе нет, ломовых пушек опять же нет. Из снаряжения только то, что в обозе, и провианту, ежели осаду начать, маловато. Леса тут нет, а траву турки кругом на десять вёрст выжгли – значит, и лошадям подножного корма нету. – Румянцев кончил перечислять и сокрушённо вздохнул.

Фельдмаршал понял, что его генералы весьма сомневаются в успехе, и преувеличенно бодро заявил:

– Князь Трубецкой с флотом спускается по Днепру. На судах у него осадные пушки, провиант и всё надобное. Раз мы тут – значит, и он скоро будет…

Он хотел было добавить ещё что-нибудь в том же духе, но появление встревоженного дежурного офицера заставило Миниха прерваться.

– Что там ещё? – обеспокоенно спросил фельдмаршал.

– Новая вылазка, ваше высокопревосходительство! Турки двумя колоннами обойти пробовали. По донским казакам ударили. Мы еле отбились.

– Ну, отбились – и ладно. – Миних кивком отпустил офицера и продолжил: – Ясное дело, турки и дале тревожить нас будут, потому приказ мой такой. Осаду начинаем. Город окружить с суши. Пехоту пока прикрыть рогатками, кавалерию – вагенбургом [40] Особый строй военного обоза на случай нападения неприятеля. . Немедля строить редуты и начать бомбардировку из всех орудий.

Фельдмаршал выждал паузу и, не услышав никаких возражений, объявил военный совет оконченным. Генералы, не тратя времени, тоже начали отдавать распоряжения, и работа закипела. Намечено было сделать между лиманом и морем сразу пять редутов. Предместья турки выжгли, но кругом города были сады, и для устройства центрального редута, предназначенного измайловцам, выбрали один из них.

Земля, слежавшаяся под солнцем, оказалась твёрдой, как камень, и за всё время работ удалось углубиться едва на аршин. Присланные землекопы не выпускали из рук ни лопат, ни кирок, однако прапорщик Нерода всё время беспокойно поглядывал в их сторону: он знал, что этот редут средний и есть приказ окончить его строительство как можно быстрее. Работы шли под неумолчную пушечную пальбу, в городе то тут, то там начали вспыхивать пожары, а когда один из них разгорелся особо сильно, генерал Кейт, получив приказ Миниха, повёл измайловцев на штурм.

Гвардейцы, бывшие от турецких укреплений на расстоянии ружейного выстрела, сразу достигли вала, но тут у них вышла задержка. Ни лестниц, ни подсобного леса не было, преодолеть ров измайловцы не смогли, и тогда они получили приказ, выйдя на открытое место, начать непрерывную стрельбу. Дабы воодушевить мушкетёров, Миних велел утвердить знамя на гласисе, а сам, отдавая команды, вместе с волонтёром, принцем Антоном-Ульрихом, стоял рядом. Пули так и свистели вокруг, но ни тот ни другой не уходили с гласиса, хотя паж принца был убит, а адъютант ранен.

Стоя в общей шеренге, Гриць старательно выцеливал басурман, чьи головы маячили возле натыканных в вал турецких знамён, затем торопливо перезаряжал ружьё, снова целился, а когда заметил, что дым над городом клубится сильнее, понял: турки, боясь уйти с вала, не тушат пожар. В очередной раз спустив курок, прапорщик сунул руку в подсумок и вздрогнул: бывшие там заряды кончились. Гриць испуганно завертел головой, увидел, как пороховой дым медленно сползает с вала, и вдруг услыхал, что их полковой рожок сигналит ретираду.

Одновременно справа и слева раздались крики: «Алла!» – строй смешался, и мушкетёры в замешательстве побежали назад. Бежавший со всеми Гриць очухался, только спрыгнув в недостроенную траншею редута. Он обернулся, увидел, что сделавшие вылазку враги догоняют, и, схватив валявшуюся рядом лопату, со злостью запустил ею в турка. Бросок вышел удачным: схватившись за плечо, басурман рухнул, – и срывающимся голосом прапорщик выкрикнул:

– Багинеты примкнуть!

Возле него тотчас сгрудились ощетинившиеся штыками мушкетеры, и тут в городе – там, где полыхал пожар, – громыхнул ужасающей силы взрыв. За валом взметнулся клуб пламени, чуть в стороне окутался дымом рухнувший минарет, и тогда приготовившимся к схватке измайловцам и попятившимся в страхе туркам стало ясно, что огонь добрался до главного порохового магазина. А когда ветер отнёс дым в сторону, все увидели: турецкие знамёна с вала исчезли, сменившись на большой белый флаг…