Станислав Вторушин - Литерный на Голгофу. Последние дни царской семьи

Николай II никогда не говорил на эту тему с детьми, но Мария знала, что история с прапорщиком оставила в сердце отца глубокий шрам. Сколько таких шрамов появилось на сердце с того дня? Спасибо Кобылинскому, он, как может, охраняет и отца, и всех остальных от недоброжелательства некоторых солдат.

– Скажите, Василий Васильевич, – глядя на Яковлева озорными глазами, спросила Анастасия, – а нельзя нам устроить прогулку по Тобольску? Сколько здесь живем, а города так и не видели. Даже в тех храмах, что расположены в кремле, не были.

– К сожалению, Анастасия Николаевна, пока это сделать невозможно, – ответил Яковлев. – К вашей семье особое внимание не только жителей, но и многих темных лиц, появившихся в последнее время в Тобольске. Я не могу ручаться за вашу безопасность. Говорю это вам с чистым сердцем.

Яковлев раскланялся и вышел, раскланялся и Кобылинский. Оказавшись на улице, Яковлев спросил:

– Они действительно ни разу не были в городе?

– Нет, – сказал Кобылинский. – Вы правильно ответили – в нынешнее смутное время за их безопасность нельзя ручаться. Наряду с очистительными источниками революция выбросила на поверхность общества все его нечистоты. Я никогда не думал, что в нашем народе столько злобы, ненависти, мстительной зависти. Иной готов дать отрубить себе руку, если после этого отрубят обе руки соседу. Вы верите, что революция может устранить всю нечисть, проникшую в души людей?

– Человечество борется со своими грехами со времен рождения Иисуса Христа, – заметил Яковлев. – И даже раньше. И, по-моему, еще ни в чем не преуспело.

– И вы считаете, что революция, как очистительная гроза, одним махом избавит нас от всех грехов? – Кобылинский даже остановился, желая услышать подтверждение тому, во что никогда не верил.

– Вы знаете хоть одного человека, не совершившего в жизни даже малейшего греха? – спросил Яковлев, глядя в глаза Кобылинскому.

– Знаю. И не одного, – не задумываясь, ответил Кобылинский.

– И вы можете мне их назвать? – Яковлев с недоумением посмотрел на Кобылинского, удивившись детской наивности полковника.

– Конечно, – ответил Кобылинский. – Вы только что разговаривали с ними. Я имею в виду великих княжон, а также Цесаревича Алексея. Вы в этом сомневаетесь?

– У меня сегодня голова идет кругом, Евгений Степанович, – честно признался Яковлев.

– И у меня тоже, – сказал Кобылинский. – Подумайте о Пилате. Я не зря вспоминал о нем.

Яковлев опустил голову и ничего не ответил. На его руках было много невинной крови. Он проливал ее, добывая деньги для революции. И вот она совершилась. Неужели и теперь будет литься кровь? Пора бы остановиться, иначе можно дойти до озверения. Разве ради этого делалась революция?

Из раздумий его вывел соглядатай Голощекина Авдеев. Яковлев не видел его со вчерашнего дня, не знал, чем он занимался в Тобольске. Авдеев так спешил, что, остановившись перед Яковлевым, несколько мгновений от волнения не мог произнести ни слова. И только успокоив дыхание, тяжело выдавил из себя:

– Из Омска прибыл отряд во главе с комиссаром Дуцманом.

– Ну и что? – не понял Яковлев. – Какое нам дело до какого-то Дуцмана и его отряда?

– Они хотят увезти в Омск царя и его семью.

– Так уж и хотят? – Яковлев саркастически усмехнулся, повернулся к Кобылинскому и произнес: – Чудны дела твои, Господи. Не так ли, Евгений Степанович?

– Здесь ведь уже почти две недели находится и екатеринбургский отряд во главе с Семеном Заславским, – заметил Кобылинский. – Он несколько раз был у меня и требовал того же, что и Дуцман.

– Мои люди уже сообщили мне об этом, – нахмурившись, произнес Яковлев, помедлил немного и, подняв глаза на Авдеева, приказал: – Скажи Матвееву, чтобы сейчас же собрал солдатский комитет. Пора кончать со всей здешней самодеятельностью.

– Революция – это стихия, – заметил Кобылинский. – Она вся состоит из самодеятельности.

– Стихия – это бунт, – поправил его Яковлев. – А революция – хорошо организованное движение масс.

В большой комнате солдатского комитета отряда особого назначения, куда Яковлев вошел вместе с Кобылинским, его уже ждали. За длинным столом с одной стороны сидели Матвеев и его комитетчики, с другой – двое незнакомых и примостившийся около них Авдеев. Как только в комнате появился Яковлев, со второго этажа, громко стуча сапогами по лестнице, спустился Гузаков. Подойдя к Яковлеву, остановился чуть сзади него с левой стороны. Такую позицию занимают телохранители для отражения нападения. Яковлев неторопливо расстегнул пальто, снял его и передал Гузакову. Тот перекинул пальто через руку, но остался стоять рядом. Все молча наблюдали за этой сценой. Первым не выдержал Матвеев.

– Товарищ Яковлев, – громко сказал он. – В городе объявился еще один самозваный отряд, который требует передачи ему царя и его семьи.

– Что за отряд и кто его послал сюда? – неторопливо, умышленно придавая твердость голосу, спросил Яковлев.

– Вот перед вами сидит товарищ Дуцман. У него полномочия Омского городского совета рабочих и солдатских депутатов.

– В Тобольске полномочия имеет только один человек, – все тем же голосом сказал Яковлев и увидел, как Дуцман, вытянув шею, насторожил ухо. – Это я. Мои полномочия даны мне Лениным и Свердловым, и вы все об этом знаете. – И, повернувшись к Дуцману, спросил: – Где находится ваш отряд?

Узколицый Дуцман, с маленькой черной бородкой клинышком, еще недавно вальяжно сидевший в расстегнутой шинели за столом, встал и настороженно забегал глазами, переводя взгляд с Яковлева на Кобылинского и Матвеева. Затем нервно застегнул шинель на все пуговицы и сказал:

– Отряд приводит себя в порядок. Я дал команду разместить его на частных квартирах. Сам хочу устроиться в этом доме.

– Относительно дома не могу сказать вам ничего конкретного, – произнес Яковлев. – Здесь всем распоряжается товарищ Матвеев. А вот о вашем отряде скажу со всей определенностью. Чтобы через два часа на этом столе лежал список всех его членов с адресами расквартирования. Согласно моему мандату, все отряды, находящиеся в Тобольске, подчиняются только мне. Вам все понятно, товарищ Дуцман?

– Мне надо посоветоваться со своим отрядом, – сказал Дуцман, опустив глаза.

– Советоваться не о чем, – отрезал Яковлев. – Но поставить своих бойцов в известность о том, кто кому подчиняется в Тобольске, необходимо. И на счет списка не забудьте. Я вам говорю это со всей серьезностью. У нас каждый человек на счету, и сегодня более, чем когда-либо, необходимо единое руководство всеми нашими силами.

– Я могу идти? – спросил Дуцман.

– Можете, – ответил Яковлев. Повернулся к Гузакову и сказал, словно укоряя: – Чего держишь до сих пор пальто в руках? Повесь на вешалку у двери.