Станислав Вторушин - Литерный на Голгофу. Последние дни царской семьи

Матвеев пожал плечами. Яковлев уже намеревался подняться к себе на второй этаж, как в комнату влетел запыхавшийся Авдеев. Не заметив Яковлева, он, почти крича, обратился к Заславскому:

– Вы знаете, что Яковлев завтра увозит царя?

Заславский сверкнул глазами, а Яковлев громко рассмеялся.

– Однако конспирация у вас в Тобольске налажена самым отменным образом, – сказал он, не скрывая ехидства. – Не успели в этом доме чихнуть, а уже всему городу известно, кто это сделал.

Авдеев испуганно заморгал, а Яковлев не торопясь поднялся в свою комнату собирать вещи. Перед тем как лечь спать, еще раз перебрал в памяти все свои распоряжения и ту информацию, которая касалась завтрашней поездки. Повозки были наняты, с каждым кучером переговорил он сам, охранять кавалькаду будут Гузаков со своими двадцатью кавалеристами и солдаты отряда особого назначения, которых определили Кобылинский с Матвеевым.

Кобылинский целый день не отходил от Яковлева, пытаясь узнать, зачем везут в Москву Николая II. Яковлев и сам точно не знал этого. В вероятность суда он уже не верил. Да и в чем обвинять бывшего царя? В том, что отказался от власти? Или в том, что принял ее на себя после смерти отца? Но, видя, как переживает Кобылинский, сказал ему, стараясь придать голосу как можно больше искренности:

– Вы думаете, здесь ему будет лучше? Вы же видите, что происходит в Тобольске. Город наводнен дезертирами и многими другими подозрительными личностями. Сюда постоянно прибывают представители то одного, то другого Совдепа. Охранять семью становится все труднее. Ваш отряд тоже начал разлагаться.

– Вы заметили это? – перебив его, спросил Кобылинский.

– Кто же этого не заметит, – сказал Яковлев. – Чем дольше будет оставаться семья в Тобольске, тем меньше гарантий ее безопасности. В Москве таких гарантий значительно больше. Правда, я слышал, что Ленин хочет устроить общественный суд над Николаем II. Обвинителем на нем собирается выступить Троцкий. О других членах семьи ни Ленин, ни Свердлов не говорили ни слова. Судить их не за что. Уверен, что им ничто не угрожает.

– Вы можете дать честное слово, что все обстоит так, как вы говорите? – спросил слегка побледневший Кобылинский.

– Даю, если вас это устроит, – произнес Яковлев.

– Спасибо, – сказал Кобылинский. – Других гарантий я все равно не получу. Господи, как все изменилось! – Он нервно вздохнул и посмотрел вдоль улицы, в конце которой показалась повозка с пьяными дезертирами. Один из них играл на гармошке, остальные горланили революционные песни. – Теперь это видишь каждый день. – Кобылинский отвернулся и опустил голову. – Но так хочется надеяться на лучшее.

– Мне тоже, – сказал Яковлев.

Проснулся он рано. В темные окна комнаты, переливаясь, смотрели крупные весенние звезды. За стенами дома слышалось громыхание повозок, раздавались громкие мужские голоса. Яковлев вскочил с постели, быстро оделся и только после этого посмотрел на часы. Было всего лишь три. До отъезда оставался целый час. Надо было привести себя в порядок и выпить стакан чаю. Яковлев отодвинул штору и посмотрел через дорогу. Все окна губернаторского дома были освещены. Там, по-видимому, давно не спали, а может быть, не ложились в эту ночь вообще. У него защемило сердце. Он впервые подумал о том, что вся жизнь императорской семьи висит на волоске. От Заславского с Дуцманом можно ожидать любой провокации. Еще большую провокацию может устроить Голощекин, полновластный хозяин Екатеринбурга. Надеяться можно только на своих людей. На Гузакова и его команду, и на тех, кого оставил в селах по дороге из Тюмени в Тобольск. Без них и царская семья, и сам Яковлев полностью находились бы в руках Заславского и Дуцмана.

Гузакова в комнате не было. Он ушел к своим боевикам и сейчас уже инструктировал их. Нужно было, чтобы они следили не только за царской четой, но и за людьми Матвеева. Ни на одного из них нельзя было положиться, никого из них, ни Яковлев, ни Гузаков не знали.

Ночью подморозило, но воздух уже был наполнен весенними ароматами. Вчера вечером Яковлев видел, как над Иртышом, сердито гогоча, пролетели на север несколько табунов гусей. Весна наступала неотвратимо, и надо было использовать последнюю возможность перебраться на лошадях через реку. Ледоход мог начаться в любую минуту.

У ворот губернаторского дома стоял Кобылинский с несколькими офицерами. Яковлев за руку поздоровался с ним и негромко спросил:

– Дорога оцеплена?

– Да, – кивнул головой Кобылинский. – На всех прилегающих улицах выставлены посты.

Еще с вечера они обсудили все детали передвижения царя от губернаторского дома до берега Иртыша. Кобылинский, как и Яковлев, не исключал возможной провокации. Ее могли устроить и люди Заславского, и отряд Дуцмана. На пути к реке засаду можно было сделать в любом из дворов безо всякого труда. С одной стороны улицы могли начать стрельбу по охране для того, чтобы отвлечь ее внимание, с другой – по царю. Вот почему всю ночь и главную улицу, и прилегающие переулки патрулировали специальные наряды отряда особого назначения. Руководил ими Евгений Степанович Кобылинский.

– В начале ночи задержали двух молодых парней, – сказал Кобылинский. – Оказались местные, возвращались со свидания. Около половины первого в одном из переулков мелькнули трое подозрительных. Увидев патруль, тут же скрылись.

– Куда скрылись? – спросил Яковлев.

– В один из дворов. Но когда к дому подошел патруль, во дворе никого не было. Обыскали и дом, и огород, и все безрезультатно.

Яковлев нахмурился. Бросил взгляд на грязную неширокую улицу, полого спускавшуюся к реке, потом повернулся к Кобылинскому:

– Надо выставить людей у каждого дома и, как только мы усядемся, открыть на всей улице калитки и осмотреть каждую ограду.

– Я сейчас же дам распоряжение об этом, – сказал Кобылинский.

– Будьте добры, Евгений Степанович. – Яковлев поклонился и направился к крыльцу губернаторского дома.

Около него стоял Авдеев и о чем-то разговаривал с солдатами охраны. Увидев Яковлева, подобрался и отступил в сторону. Но когда Яковлев бросил на него взгляд, тут же сделал шаг вперед и сказал:

– Я должен ехать в одной повозке с царем.

– Кто вам сказал об этом? – сделав удивленное лицо, спросил Яковлев.

– Товарищ Голощекин, – сказал, как отрапортовал, Авдеев.

– Когда он об этом распорядился?

– Вчера вечером, – ответил Авдеев, и его острое лисье лицо подалось вперед, словно он хотел обнюхать стоявшего перед ним человека.

– А больше он ничего не передавал?

– Ничего, – пожал плечами Авдеев. – Разве только то, что в Тюмени нас будет ждать екатеринбургский отряд.

Яковлев холодно посмотрел на Авдеева и отрезал: