Роберт Лоу - Лев пробуждается

— Каменщик достоин сожаления, — вклинился Брюс, сдвинув брови. — Да и найти его не должны были, однако же он выскочил, будто пук во время пира, в день охоты в Дугласе.

«Вот оно, Проклятие святого Малахии в действии, — добавил про себя Хэл, — впутывает мой грех в мои же поводья, чтобы выволочь его всему миру на обозрение».

Видя выражение лица графа, он хотел бы поверить написанным на нем стыду и раскаянию. Раскаивается лишь в том, что того не спрятали как следует, с горечью подумал Хэл, а не в душегубстве. Он вспомнил охоту, во время которой Гозело явился на свет, а заодно вспомнил, куда отвезли труп, и сызнова подивился размаху натуры Брюса.

— Вы убедили Уоллеса штурмовать Скун, дабы могли войти туда и уничтожить улики, — с изумленным придыханием выговорил он. — Вот чем Киркпатрик занимался в покоях Ормсби. Но как вы убедите народ, что схороненный вами Камень — настоящий?

Брюс кивнул, как будто ждал этого вопроса.

— Это не имеет значения; когда час пробьет, народ поверит. Захочет поверить, — и остается лишь позаботиться, чтобы секрет не раскрылся до времени.

«Пока тебе не потребуется усесться на него, — подумал Хэл. — Для коронации».

— Сожжение дознания Ормсби должно было поставить на этом крест, — в сердцах добавил Брюс. — Кабы не савойский камнерез, о котором мы забыли, потому что он был не в счет.

— И Уоллес, — подчеркнул Хэл, — который вам не доверял. Да и сейчас не доверяет.

— Не имеет значения. — Граф пожал плечами. — Уоллес — разбойник, как бы высоко он ни вознесся. Если узнает, то в конце концов одобрит.

Некогда это могло быть и так, холодно подумал Хэл, однако вместе с тем, как Уоллес преобразил королевство, оно преобразило и его. Две смерти — бедолаги Биссета и савояра — могут прийтись не по душе новому рыцарю, которым становится сэр Уильям Уоллес в своем положении Хранителя.

Он высказал свои сомнения напрямую, и Брюс, погладив подбородок, неохотно признал их значимость.

— Биссет — не моя работа, — проворчал Киркпатрик. — Сие оный мерзкий ублюдок Мализ, добывавший ответы для графа Бьюкенского, каковой отнюдь не дурак.

Оборвавшись, он скорбно взглянул на Хэла.

— Вы преследовали савояра слишком шумно, не в меру беззаботно употребляя Биссета, так что Бьюкену потребовалось не так уж много, чтобы докумекать суть дела. Вот хотя бы Биссет: Мализ тропил его, как только тот вышел из-под вашей опеки. Я подоспел слишком поздно, дабы предотвратить сие. — Помолчав с удрученным видом, добавил: — Там была сущая покойницкая.

Хэл похолодел, лишь смутно догадываясь, какое зрелище могло оставить на дне глаз этого человека такое пепелище. Осознание обратило его внутренности в холодный камень — он так натоптал, что и слепой не сбился бы со следа, а уж тем паче востроглазый, злокозненный Мализ Белльжамб. С равным успехом Хэл мог убить Бартоломью Биссета собственной рукой.

Отчасти прочитав это по лицу Хэла, Брюс утешительно положил ладонь ему на запястье, хотя дальше поджатых губ улыбка и не пошла.

— Сие старая рознь великих родов этого королевства, — сказал он. — Всегда следует ожидать, что Комин будет дышать мне в затылок, стараясь вызнать, зачем и где, что бы я ни делал.

— А теперь они заполучили савояра, — сказал Хэл, впервые узрев истинное положение дел. — Чтобы залучить вас к себе. А вы, конечно, хотите смерти савояра-камнереза ради сохранения вашего секрета.

— Почти, — мрачно заявил Брюс. — Истинно, савояр у них, но смерти его я не желаю. Он нужен мне живой. Он единственный, кто может знать, где Камень лежит сейчас. Коли только сие не ведомо вам.

Хэл моргнул — и вдруг все постиг, словно перед ним распахнулся занавес.

В Рослине заботу о Камне приняли Древлий Храмовник и Джон Фентон, спрятав его, — а теперь оба мертвы и унесли секрет в могилу.

Увидев выражение его глаз, Брюс устало вздохнул, проведя ладонью по лицу.

— Я вижу, что Древлий Храмовник передал вам перстень, и ничего более, — резюмировал он. — Сиречь, если только секрет не у этого камнереза, все наши труды вотще — Камень схоронен в Рослине, и никто не ведает, где именно.

Оборвав, он горько рассмеялся.

— Камень, затерянный среди камней… В том есть некое послание Небес али нет?

От святого Малахии, чуть не ляпнул Киркпатрик, но вовремя прикусил язык.

— Надо попасть в приют прокаженных, — вместо того сказал он, и Хэла внезапно прошил трепет страха.

— В западню? — возразил он. — Где граф Каррикский столкнется с врагами лицом к лицу? Вряд ли мы можем въехать в город всей свитой — замок по-прежнему удерживают англичане, сиречь мы будем одни…

Брюс вдруг улыбнулся, согретый этой вспышкой озабоченности. Протянув руку, он хлопнул ладонью Хэла по плечу и провозгласил:

— Ныне вам ведома истинная суть дела, однако же вы по-прежнему, похоже, питаете ко мне достаточное почтение, чтобы тревожиться о моей участи. Я рад, что обретаю в вас друга, юный Хэл. В конце концов, Сьентклеры славятся защитой королей — не один ли из них принял грудью стрелу, предназначавшуюся королю Стефану?

— Сэр Хьюберт, — пробормотал Хэл, вспомнив историю рода, которую отец заставил затвердить его наизусть. «Юный Хэл» — Мощи Господни, да он лет на пять, а то и на шесть старше Брюса, а тот похлопывает его, как щеночка… И опалил взором сперва его, а после Киркпатрика.

— Я не щит, а вы не король, — отрезал он, и Брюс насупился. — Я достаточно почитаю вас, как препоясанного графа королевства, государь мой. Но даже будь вы бедным батраком, я бы не хотел, чтобы вы попали в зубы своим врагам. Равным образом я не могу пожелать того же и вашему оруженосцу.

Киркпатрик заворчал, но Брюс издал смешок — безрадостный, как волчий вой, так что оба других уставились на него.

— Не я им нужен, — проговорил он, чуть подавшись вперед, когда Хэл недоумевающе приподнял брови. — Они залучили не того сэра Генри Сьентклера, — провозгласил Каррик и отослал Киркпатрика за лошадьми.

А на душу Хэла черным вороном опустился студеный туман, и в голове набатным колоколом звенело лишь одно имя.

Мализ Белльжамб.

Берик

Праздник Святой Оппортуны, Матери всех монахинь, апрель 1298 года

Они залучили не того Генри Сьентклера. Мализ разрубил бы ничтожного продавца индульгенций надвое, кабы не думал, что вонючий кусок дерьма может еще пригодиться. Теперь же ему и нанятым головорезам приходится ютиться в лечебнице для прокаженных, удерживая в заложниках монахов, и без того уже напуганных гибелью двоих сопровождающих сэра Генри. Чтобы легче было охранять, пленника поместили в тот же покой, что и задыхающегося савояра, ухаживающего за ним священника и его ошарашенного дядю.