Олег Веселов - Солдаты Рима (СИ)

-- Благодарность из твоих уст - уже награда, император. Служить тебе - считаю за честь! И прости, если слова мои придутся тебе не по душе... Но не на ту голову хочешь ты возложить этот венок. - Он обернулся. - Тит Бальвенций - вот кто достоин великой награды! Не я, а он принёс тебе победу! Он и его когорта вели жестокий бой, в то время как все мы... бежали...

И преторий загудел, соглашаясь.

Бальвенций напрягся. Что-то дрогнуло внутри, когда все повернулись в его сторону. Какая-то струнка запела тонко-тонко, а пальцы пришлось сжать в кулаки, чтобы не выдали волнение предательским дрожанием. Вот он - миг славы! Думал ли он об этом, когда вёл когорту сквозь дым и огонь?

Цезарь повернулся к центуриону. Уголки губ вздрогнули и чуть приподнялись.

-- Что же ты стоишь, Бальвенций?

Бальвенций неуверенно, словно в тумане, шагнул к трибуналу и рывком снял шлем. Перед глазами мелькнули картины далёкой Азии: жёлтые холмы, сухая земля под ногами, утонувший в дыму великий город Тигранакерт, где он так же стоял впереди строя с обнажённой головой, не веря в происходящее. И полководец вот так же улыбался...

...Обруч лёг на голову, по хозяйски сжал виски. Пёстрые ленты распустились во всю длину и мягко легли на плечи. Не забыть только принести богам достойную жертву. Без их поддержки и участия лежать ему у подножья холма, а не стоять перед императором. И в первую очередь - Надежде.

Он убрал со лба прилипшую прядь волос и неловко переступил с ноги на ногу. Надо было что-то сказать, поблагодарить... Нет, в бою всё же легче, по крайней мере, точно знаешь, что делать. Он прокашлялся, не зная, что ответить.

-- Не я один, император... Спасибо за честь... Вся когорта...

-- Награда есть для каждого, - ответил Цезарь. - Назови имена.

Перед глазами речным водоворотом закрутились лица. Кого предпочесть, кто больше достоин? И можно ли вообще выбрать? Каждый! Все! Даже тот солдат, что запаниковал вначале, а потом лёг на гребне, закрывая друга своим телом!

Бальвенций вздохнул и начал перечислять:

-- Петросидий, наш сигнифер, дальше: Помпоний, Квинт Этий, Нумерций Сура, Виниций, Фабин, - и остановился, разводя руки. - Нельзя, император... нельзя кого-то выделить. Все достойны, вся когорта. И те, кто выжил, и те, кто погиб, но присягу, данную тебе, сдержал.

Цезарь кивнул.

-- Пусть каждый солдат второй когорты двенадцатого легиона подойдёт ко мне и примет свою награду!

Строй дрогнул: по одному, по двое, по трое к трибуналу потянулись легионеры. Сначала Цезарь забеспокоился: хватит ли на всех? И сразу понял: хватит. От четырёх сотен человек, шагнувших утром к перевалу, не осталось и половины.

Старый слуга вошёл в палатку и недовольно наморщил лоб. Ужин так и остался стоять не тронутым. Глиняная лампа немилосердно коптила и почти не давала света. Опять не снял нагар с фитиля, или проклятый торговец продал негодное масло. Слуга зажёг ещё одну лампу и поставил на стол.

-- Береги глаза, - сказал назидательно.

Цезарь словно не слышал. Развернул новый свиток и потянулся к чернильнице.

-- Совсем себя не бережёшь, - продолжал брюзжать слуга. - Пишет, пишет... Нет бы сходил на улицу, на свежий воздух, а то зарылся в свои книжки - и весь потолок закоптил, и сам в этой гадости. Фу, дышать нечем!

Он поворочал угли в жаровне, покосился на неразобранную кровать, вздохнул. Сквозь узкую щель под пологом пробивался тонкий лучик утреннего солнца, с улицы доносились приглушённые стенами голоса: кто-то спорил с часовым - явный признак того, что лагерь просыпался. Слуга кивнул, и рабы принялись накрывать стол для завтрака. Цезарь отложил перо, втянул носом воздух, аромат вываренной в вине и щедро политой соусом рыбы приятно защекотал ноздри, потом улыбнулся и вновь уткнулся в свиток.

Полог резко распахнулся и в палатку ворвался Оппий.

-- Юлий!

-- Занят он! - тут же отреагировал слуга, поворачиваясь к входу.

-- Ты ещё будешь мне указывать! - огрызнулся Оппий. - Как с ума все посходили! Сначала этот тугодум-преторианец, теперь эта старая кляча! Что смотришь?!

Слуга задохнулся от незаслуженного оскорбления, и захлопал выцветшими ресницами.

-- Потише, - остерёг друга Цезарь. - Я себе такого не позволяю... Не обижайся на него, Аристион.

-- Мне что у него теперь - прощения просить? Много чести для вольноотпущенника! - зарычал Оппий. - Ну ладно, прости. Всё?

Аристион укоризненно покачал головой и отвернулся.

-- Ты зачем пришёл? - Цезарь уже понял, что поработать больше не удастся. Ураган по имени Оппий разметал по углам все мысли. Он отломил кусок лепёшки и макнул его в соус.

-- Собирайся, у нас гости.

-- Кто?

-- Кассивеллаун!

Три дня потребовалось бриттам, чтобы принять неизбежное. Послов с предложениями о мире ждали на следующее утро после битвы. Не дождались. К вечеру заполыхали окрестные деревеньки и поля, как напоминание о главном законе войны - проигравший платит. Бритты высунулись было из лесов, но их тут же загнали обратно. В назидание взяли штурмом небольшой приморский городок в двенадцати милях от лагеря. Гнилые ворота рухнули после первого же удара тараном, и колонна легионеров ворвалась в город. Пленных не брали, не кому было продавать, выжгли и вырезали всё, что горело и двигалось. Мелкие суденышки, сбившиеся стаей в гавани, залили греческим огнём. Вдоль дороги поставили кресты и распяли на них два десятка выживших на свою беду моряков.

Жестокость оправдалась.

-- Собирайся, - повторил Оппий.

Цезарь подвинул к себе блюдо с рыбой.

-- Аристион, приготовь мою эгиду, - и потёр руки. - Ничего, если я сперва позавтракаю? Я ждал три дня, пусть бритты подождут хотя бы час.

Кассивеллаун стоял перед преторием, хмуря кустистые брови и буравя глазами охрану. Цезарь даже не взглянул на него, лишь махнул преторианцам, что б заводили. Немногочисленную свиту старейшин и подручных князей оставили на улице дышать поднятой марширующими легионерами пылью.

В претории было прохладно, хотя в каждом углу стояло по жаровне. Осень наступала быстро, заставляла торопиться с делами. Цезарь сел в кресло, расправил плащ. По бокам встали легаты и жрецы, вдоль прохода выстроились ликторы с каменно-безучастными лицами, за их спинами остановились союзники-галлы. Над креслом, словно боги-охранители, разметали крылья легионные орлы - золотой и серебряный. Здесь же, у ног Цезаря, сложили добытые в боях оружие и доспехи.

Вождь бриттов остановился посреди зала, огляделся, скользнул взглядом по разложенному оружию и отвернулся. Лишнее напоминание о поражении и потерях вызвало новую волну ненависти, но никак не страх. Что хотят они сказать этим? Смотри - Рим пришёл в Британию?! Как пришли, так и уйдут, - ответил сам себе. - Не остались за Рейном, не останутся и за Проливом. Он крепче сжал кулаки, вонзая ногти в ладони, чтобы не дать ярости вырваться наружу. Друиды повелели соглашаться на всё, быть покорным и тихим. У римлян слишком много забот на материке - уйдут. А там видно будет...