Олег Веселов - Солдаты Рима (СИ)

Сабин оглянулся, встретился глазами с Коттой и покачал головой. Потом все спешились и пешком направились к штандарту вождя эбуронов.

Амбиориг ждал римлян сидя в седле в окружении телохранителей. Боевой конь возбуждённо тряс головой и бил копытом мёрзлую землю, порываясь сойти с места. Амбиориг ласково похлопал его по шее, скользнул равнодушным взглядом по лицу Сабина и посмотрел на Квинта Юния.

-- Помнишь нашу первую встречу, римлянин? - вдруг спросил он, облокотившись на луку седла. Юний не ответил. - А я хорошо помню тот день. Ты вошёл в родовой зал эбуронов победителем, не проявив должного почтения к сединам старейшин, не уважив богов поклоном. Ты нёс волю Цезаря и хотел, чтобы поклонялись тебе.

Испанец стиснул зубы и отвернулся.

-- Тогда ты не отворачивал глаз, ты смотрел прямо.

-- Это к делу не относиться, князь.

Амбиориг взмахнул рукой, и два десятка воинов взяли римлян в кольцо. Сабин испуганно оглянулся и почувствовал, как от страха начинают неметь ноги.

- Верно. Сегодня всё по-другому, сегодня ты будешь выполнять мою волю. Или все вы умрёте.

Эбуроны как по команде выхватили мечи и придвинулись ближе.

-- Подожди, вождь! - взвыл Сабин. - Ты ещё не назвал своих требований!

-- Требование одно: вы сдаёте оружие, знамёна, десятую часть солдат. Остальных я пропущу. - Он посмотрел в глаза Сабину. - Хочешь знать, что сделают с пленными? Им перережут горло, а кровь сольют в котёл. И этот котёл, полный римской крови, я принесу на алтарь Цернунну в качестве искупительной жертвы за моего сына.

Тихий голос Амбиорига убеждал в том, что он действительно сделает это. Бледный, как полотно, Сабин отрицательно замотал головой.

-- Это не возможно, ты сам знаешь...

-- У вас есть выбор. Я назвал цену, и вы можете отказаться.

Сабин представил, что произойдёт, если он согласиться на условия эбуронов. Ни Цезарь, ни сенат его не поймут. Да что там! Если он вернётся и скажет об этом Котте, тот просто плюнет ему в лицо. Нет, Котта тоже не согласится. Значит в любом случае - смерть? Что же делать? Зря он не послушался Котту и пошёл на эти переговоры... Нельзя было покидать лагерь, отсиделись бы как-нибудь. Получается, сам во всём виноват...

-- Я жду ответа.

Умирать было страшно, вот так, во цвете лет, на пике карьеры. Но ещё страшней был тот позор, что неминуемо падёт на его голову, если он согласится.

-- Нет, - еле слышно прошептал Сабин.

-- Что? Говори громче, римлянин.

-- Нет! - собравшись с силами, твёрже и увереннее ответил Сабин. - Никогда римский гражданин не отдаст врагу на заклание другого римского гражданина! - и закрыл глаза.

Тучи сгустились, стало темнее, и по всему было видно, что скоро снова пойдёт снег.

Из галльских рядов выехал всадник и помчался к римскому строю, размахивая отрубленной головой. Не доезжая шагов тридцать он остановился, развернулся и швырнул голову под ноги легионеров.

-- Сабин! - прокатилась по линии волна приглушённого шёпота.

Котта вздрогнул.

-- Сигнал! - закричал он трубачам и ударил коня плетью.

Глухим басом заурчали трубы, приказывая Либению идти в атаку, и почти сразу им принялись вторить галльские карниксы.

Строй легионеров дрогнул и подался назад. Солдаты, поражённые ужасной гибелью Сабина, растерялись. Чёткая линия красных щитов рассыпалась, развалилась на отдельные островки и повернула вспять. Наступающие галлы ударили ей уже в спину.

Котта пытался остановить бегущих, кричал, грозил, уговаривал, но слова падали в пустоту. Его не слышали. Солдаты бросали щиты, оружие и десятками валились под ударами мечей варваров. Рассвирепев, Котта принялся хлестать бегущих плетью... Толчок - и резкая боль в низу живота заставила позабыть обо всём на свете. Словно в страшном сне увидел он древко копья, медленно входившее в его тело всё глубже и глубже. И повинуясь несокрушимой давящей силе, он так же медленно стал сползать с седла на круп лошади. Потом в воздухе сверкнула голубая полоса, и солнце погасло...

Квинт Луканий не успел перестроить когорту. Волна отступающих смела её и потащила за собой. Лишь несколько человек остались стоять возле аквилифера, да и те были готовы всё бросить и бежать...

-- Принять на щит! - закричал Луканий. - Левая нога вперёд, мечи к бою!

Несколько стрел ударили в щит, одна попала в плечо, пробила кольчугу и опрокинула центуриона на спину.

-- Луканий убит!..

Луканий стал подниматься, уперевшись локтями в землю, но тяжёлый дротик остановил его. Он так и замер, повиснув между небом и землёй...

Легион погибал - глупо, бесполезно, неотвратимо. Крики умирающих мешались с радостными воплями победителей. Руки немели от тяжести мечей и отказывались подниматься. Земля устала пить кровь и отрыгивала её обратно. Воздух пропитался страхом и стонами. Смерть гуляла по равнине, судорогами агонии блуждая между холмами...

Бальвенций очнулся от прикосновения к лицу чего-то мягкого и тёплого. Открыв глаза, он увидел голые ветви деревьев, уныло покачивающиеся в коротких порывах слабого ветра, и одинокий жёлтый листик, прочно цеплявшийся вялой ножкой за сухой прут осины. Сквозь ветви просвечивало небо - темно-свинцовое, но чистое, с последними отблесками догорающего заката. Алые языки далёкого пламени медленно отступали на запад, и было в них что-то зловещее, отчего Бальвенцию стало страшно...

Мягкое и тёплое вновь коснулось лица, и по щеке побежала тонкая струйка воды. В сгустившихся сумерках он различил силуэт человека, сидевшего у небольшого костерка, и ещё один, у дерева, на границе света и тени. Первый осторожно водил влажной тряпкой по его лицу, второй стоял и смотрел куда-то в сторону.

-- Кто вы?

Рука моментально исчезла и над центурионом склонилась взлохмаченная голова.

-- Очнулся, командир? Это же я, Салиен. Не узнал?

Голос новобранца окончательно привёл Бальвенция в чувство. Он попытался подняться, но не смог. Тело не слушалось, превратившись в неприподъёмную каменную глыбу.

-- Тебе нельзя двигаться, командир. Лежи, я сам всё сделаю.

-- Кто там... у дерева?

-- Фабин. Мы вместе вытащили тебя из той котловины, еле в гору подняли. Эй, Фабин, иди сюда, командир очнулся.

Ветеран отошёл от дерева и присел на корточки рядом с Бальвенцием. Голова Фабина была забинтована шейным платком.

-- Жив, старик? Рад видеть тебя.

-- Я тоже, - кивнул Фабин.

Бальвенций улыбнулся.

-- Что с лицом?

-- Да так, галл мечом махнул. Ерунда, царапина. До свадьбы заживёт. Сам-то как?

В груди защемило - то ли от жалости к себе, то ли от безысходности.

-- Тебе со стороны видней... Сильно меня?.. Только правду.

Фабин вздохнул.

-- Порядочно. Копьём в бедро, насквозь почти. Думали, живым не донесём. Очень много крови потерял.