Сергей Заграевский - Архитектор его величества

Торжества были весьма пышными, пиры длились несколько дней, народу раздавали брагу из княжеских запасов. Андрей по заветам Господним пожертвовал на храм десятую часть доходов с княжеских стад и владимирского торга, а также огромные земельные угодья.

В один из дней торжеств князь спросил меня, какую награду я хотел бы получить. Я ответил, что являюсь скромным аббатом, выполняющим императорский указ, и никакая награда мне не нужна, кроме теплых христианских слов. Попросил я наградить своих помощников, прежде всего Улеба Хотовича. Тогда Андрей пожаловал мне плащ со своего плеча: здесь такая награда считается весьма почетной, хотя сам по себе красный княжеский плащ оказался гораздо скромнее того, что мне когда-то подарил переяславский наместник Гордята Ставич. А Улеб был пожалован в дворяне и получил право носить меч: я не мог сдержать улыбки, когда он вечером пришел ко мне в мастерскую и на радостях стал упражняться в фехтовании. Кроме дворянства он получил деньги и землю под строительство дома в Боголюбове. Другие строители тоже были пожалованы и деньгами, и землею.

А через пару дней после окончания торжеств я пришел к князю попрощаться и получить охранные грамоты для обратной дороги в нашу богоспасаемую Священную Римскую империю. Дорога через Новгород обещала быть спокойной, ибо незадолго до того новгородский князь Святослав Ростиславич был изгнан — думаю, не без участия Андрея Георгиевича, ибо горожанами был приглашен княжить племянник Андрея, Мстислав. Но выяснилось, что мне предстоит ехать не через Новгород, а через Киев. Вот как это было.

На моей прощальной аудиенции у князя присутствовали Феодор, Вышата Никифорович и Анбал Ясин, который зовется княжеским ключником и является кем-то вроде чиновника для особых поручений. Князь Андрей обнял меня и троекратно поцеловал, сказал мне много теплых слов, а потом высказал просьбу: по дороге домой проехать через Киев, дабы помочь ключнику Анбалу и графу Вифлеемскому найти купца Радко Хотеновича.

Я осмелился задать Андрею Георгиевичу вопрос, почему возникла такая необходимость искать в Киеве иуду Радко, о котором я уже, откровенно говоря, и думать забыл, и чем могу помочь я. Князь Андрей любезно ответил мне, что при смене власти в Новгороде была захвачена казна Святослава Ростиславича, и в ней нашлись все конфискованные императорские дары, в том числе великолепные оплечья, за которые суздальский князь попросил меня передать особую благодарность его величеству [115] Эти оплечья Андрея Боголюбского в настоящее время хранятся в Лувре. . Но самый необходимый дар — Святой Грааль — найден не был. Выяснилось, что чаша была отдана Радко как награда за донос. А потом сей иуда, убоявшись кары за свою злокозненность, уехал в Киев и, как выяснили недавно ездившие в Новгород ключник Анбал Ясин и граф Вифлеемский с помощниками, до сих пор не вернулся. В его доме ключник и граф чашу тоже не нашли. Видимо, Радко Хотенович взял ее с собою в Киев.

Феодор заметил, что в том, что чаша скорби Господней досталась иуде нашего времени, просматривается глубокая символика, и это само по себе создает необходимость найти Святой Грааль во что бы то ни стало. А Вышата Никифорович объяснил, что я единственный, кто остался из императорского посольства к Георгию Владимировичу, то есть только я смогу при встрече опознать Радко. Поэтому от меня потребуется просто ходить по Киеву и приглядываться к прохожим, и если я увижу Радко, то сказать об этом Анбалу и графу.

Анбал низко поклонился князю и попросил не беспокоить господина графа Готлиба: они с графом Вифлеемским сами справятся с поисками Радко. Но Андрей недовольно сказал, что поездка аббата фон Розенау в Киев — дело решенное, ибо необходимо приложить для получения чаши все усилия и использовать все, даже малейшие возможности.

Я спросил, сколько времени могут занять поиски иуды Радко, не вечно же мне приглядываться к прохожим в Киеве. Анбал успокоил меня, что в Киеве надо будет пробыть не больше двух недель, потому что они с графом Генрихом будут вести собственный розыск, и за это время либо найдут Радко, либо если он из Киева уехал, то узнают, куда.

Андрей Георгиевич выразил уверенность, что мне будет интересно осмотреть Киев, ибо сей город равных себе на Руси по-прежнему не имеет. Потом из Киева я смогу доехать до Константинополя, который князь называет Царьградом, как и все русские. А оттуда — морем в Италию, где сейчас находится император. По мнению князя, мне будет полезно сначала получить аудиенцию у его величества Фридриха, рассказать ему про свое путешествие на Русь, вручить княжеское послание с самым лестным описанием моей работы в Суздальской земле, а потом уже ехать принимать свое имперское аббатство в Регенсбурге. Дорога через Киев и Константинополь обещает быть нетрудной и мирной, ибо стоит прекрасная летняя погода, в Киеве все спокойно, в Константинополе тоже. В старинной столице Руси уже год княжит Ростислав Мстиславич — я упоминал его, любезный мой земляк Конрад, в одном из первых писем, это тот самый князь, который более тридцати лет правил в Смоленске. С сим великим князем Киевским отношения у Андрея хотя и прохладные, ибо Ростислав недоволен изгнанием своего сына Святослава из Новгорода, но войны нет и не предвидится. А византийский император Мануил является союзником и Руси, и его величества Фридриха.

Мне, торопившемуся на родину, вовсе не хотелось терять две недели в Киеве. Но княжеские слова звучали убедительно, я, да простит меня Господь, испытываю к иуде Радко не самые теплые христианские чувства, мне не хочется оставлять его предательство безнаказанным, да и обретение священной чаши я считаю весьма полезным делом для упрочения влияния нашей Святой Церкви на Руси. И я согласился — нельзя сказать, чтобы радостно, но и без особого сожаления.

Воистину все, что Бог ни делает, к лучшему: если бы я поехал на родину не через Киев, а через Новгород, то неминуемо проезжал бы Новый Торг, и мне, наверное, было бы трудно удержаться от смертного соблазна найти там прекрасную белокурую блудницу Любомилу. Хвала всемогущему Господу, направившему меня другим путем!

Северина я проводил на корабль, отправляющийся в Империю через Новгород, и братски обнял на прощание. Бог даст, мы еще не раз свидимся с сим славным монахом-молчальником, добрым товарищем и прекрасным резчиком по камню, ибо я собираюсь немедленно по прибытии в Регенсбург просить тебя, высокопреосвященный Конрад, благословить перевод брата Северина из вормсского аббатства святого Павла в регенсбургский имперский Нидермюнстер.

Замену себе в Суздальской земле Северин подготовил, и теперь там немало молодых мастеров, способных вытачивать из белого камня изваяния и людей, и животных, и самый затейливый орнамент. Подготовил себе замену и я: вместо меня остается Улеб Хотович. Я объяснил ему различные тонкости строительных наук и искусств и теперь спокоен за успех его дальнейшей работы.