Сергей Заграевский - Архитектор его величества

Особо хочется сказать о Софийском соборе, построенном при Ярославе Мудром. Сей храм отличается тем, что увенчан не одним и не пятью, а двадцатью пятью куполами, расположенными уступами, начиная с двенадцати куполов без барабанов над помещениями второго яруса галерей. Выше них — восемь куполов на невысоких световых барабанах, а еще выше — четыре главы на высоких барабанах вокруг большого срединного купола диаметром более десяти локтей [123] 7,7 м. , высотой от земли локтей сорок [124] 29 м. . Издали сие нагромождение золоченых куполов впечатляет, но при ближайшем рассмотрении, тем паче при нахождении внутри, возникает ощущение хаоса. Впрочем, такое же впечатление производит и облик всех византийских церковных зданий последних столетий. Смог ли я преодолеть сей хаос во владимирском соборе и боголюбовских церквах — пусть судят Господь и строгое потомство.

Поселились мы недалеко от Софийского собора на суздальском подворье — большом дворе с несколькими теремами, предоставляемыми за скромную плату путешественникам из Суздальской земли. Если на сем подворье захочет переночевать купец, например, из Чернигова, то он должен платить раза в два больше. На подворье есть и терем для почетных гостей: если бы в Киев приехал сам Андрей Георгиевич, то сей терем был бы предоставлен ему и его приближенным. Там мы и поселились: наше положение дает право на это. Старшина сего подворья — старый княжеский дружинник Глеб Намнежич, исполняющий обязанности посла князя Андрея при дворе великого князя Киевского Ростислава Мстиславича. На подворье есть и превосходная баня, которую мы по приезде с удовольствием посетили.

Отношения со спутниками у меня сложились хорошие, хотя ведут они себя со мною несколько отстраненно, что неудивительно: дружбы у меня нет ни с кем из них, скоро мы расстанемся и неизвестно, увидимся ли вновь, хотя, разумеется, все в руках Божиих. С утра мы расходимся: я — осматривать город с непременным заходом на торг, где я более всего надеюсь встретить Радко Хотеновича, они — куда-то еще. Обедаем обычно все вместе в большом зале нашего терема.

Кстати, я тебе еще не рассказывал о княжеском приближенном Анбале Ясине, хотя видел его много раз еще с первых дней работы у суздальского князя. Это человек средних лет, с восточными чертами лица. Ведет он себя не как родовитые, а как выслужившиеся дворяне, то есть несколько заискивает перед носителями родовых титулов, но чувствуется, что если у него будет возможность показать свою власть, он ее покажет самым жестоким образом. В присутствии графа Вифлеемского, не владеющего русским языком, он говорит на великолепной латыни, ранее слышанной мною на Руси только от епископа Феодора. Почему-то Анбала тоже весьма интересует, видел ли я своими глазами чашу, которую вез Арнульф. Один раз он мне задал сей вопрос наедине и один раз — в присутствии графа Вифлеемского. Разумеется, оба раза я искренне ответил, что не видел.

Уже дней десять я нахожусь в Киеве. Ни на какие аудиенции у князя Ростислава или кого-либо из его приближенных мы приглашены не были, никто из киевлян особого внимания на нас не обращает, даже мое аббатское облачение не вызывает интереса, хотя я и замечаю, что меня все чаще узнают и здороваются, особенно на торгу.

Любезный мой архипастырь Конрад, я заканчиваю сие письмо, ибо завтра в нашу богоспасаемую Империю отсюда отплывают немецкие купцы, и я передам его. Их путь, как и мой, будет пролегать через Константинополь, и я также отправляю с ними письмо своему давнему другу, византийскому архитектору Ираклию Сатистрату. Мы с ним подружились еще четверть века назад в Палестине во время работы на Храме Гроба Господня, сейчас он живет в Константинополе, и поскольку Господь сподобил меня ехать через сей славный город, то по пути мне хотелось бы пару недель погостить у Ираклия. Надеюсь, что я своей работою на Руси заслужил небольшой отдых.

Из Киева я отплываю через пять дней. Уже договорился с большим византийским караваном, мне будут созданы все условия для спокойного и неутомительного путешествия, в том числе отдельное помещение, хорошее питание и необходимые слуги. Стоит сие недешево, но, как я уже писал выше, князь Андрей снабдил меня более чем достаточными средствами.

Надеюсь на скорую встречу с тобою, моим любезнейшим архипастырем. Благодать Божия да пребудет с тобою и всеми нашими братьями во Христе, пусть дни твои будут полны радости и преуспевания, да хранит тебя всемогущий Господь бесчисленные годы. Аминь.

Искренне твой, вечно любящий тебя и всей душою преданный тебе раб Христов и земляк твой Готлиб-Иоганн

[номер по описи Венской библиотеки: XII-34-5836/В-XIV]

ЕГО ВЫСОКОПРЕОСВЯЩЕНСТВУ КОНРАДУ, АРХИЕПИСКОПУ ВОРМССКОМУ, ОТ РАБА ХРИСТОВА ГОТЛИБА-ИОГАННА ФОН РОЗЕНАУ

ПИСАНО В ГОРОДЕ КИЕВЕ В ТРИНАДЦАТЫЙ ДЕНЬ АВГУСТА 1160 ГОДА ОТ Р. X.

ПРИВЕТСТВУЮ ТЕБЯ, ВЫСОКОПРЕОсвященный архиепископ Конрад!

Я поведаю тебе о том, что произошло, а ты подумай, пожалуйста, можно ли что-нибудь исправить. Ты, любезный мой земляк, всегда славился ясным умом и дальновидностью, поэтому я пока что не теряю надежды.

Через пару дней после отправления тебе предыдущего письма я шел по лестнице нашего терема и вдруг услышал за стеною громкие голоса, говорившие на арабском языке. Я заинтересовался, кто бы мог в Киеве на суздальском подворье беседовать по-арабски, прислушался и узнал: граф Генрих Вифлеемский, двое молодых рыцарей Храма и ключник Анбал Ясин. И если для тамплиеров, чья основная деятельность ведется в Палестине, знание арабского языка является едва ли не необходимым, то от княжеского чиновника Анбала я сего не ожидал.

Мысленно прикинув план здания, я понял, что лестница проходит мимо комнаты графа Вифлеемского, а поскольку внутренние стены здесь обычно конопатятся плохо, то в щели между бревнами голоса были прекрасно слышны. Но сии рыцари не стеснялись громкого разговора, ибо думали, что никто вокруг не может владеть арабским: я никогда им не рассказывал, что неплохо изучил его, когда строил храмы в Палестине. За прошедшие с тех пор двадцать с лишним лет я, разумеется, подзабыл сей язык и вульгарную речь арабов-мастеровых уже, наверное, мог бы не понять. Но речь дворян, хвала Господу, была четкой и изысканной.

Любопытство — грех, но не смертный, поэтому я остановился и стал слушать. Тамплиеры говорили про какие-то назначения в своем ордене, причем у меня возникло ощущение, что и Анбалу было ведомо все это. Потом один из молодых рыцарей недовольно сказал, что не надо было ехать в Киев и терять столько времени, сразу бы купили в Новгороде, и все. На это Анбал возразил, что в Киеве все же была надежда найти Радко, а в Новгороде теперь княжит Мстислав, племянник князя Андрея, и покупать там — все равно что на торгу во Владимире, все сразу об этом узнают. Граф Вифлеемский сказал, что все, что Господь ни делает, к лучшему: изучили Киев, сие будет полезно в дальнейшем. На этом их разговор закончился, и я продолжил свой путь вниз по лестнице.