Сергей Заграевский - Архитектор его величества

Каюсь, я проявил малодушие и закричал, что необходимо сдаться и попробовать откупиться. Но на мой крик никто не обратил внимания. Слуги Арнульфа открыли большой сундук и вынули оттуда арбалеты, один из слуг Ратибора оказался лучником и тоже достал оружие. Арнульф и русские послы обнажили свои мечи.

И тут, брат мой во Христе, я понял, что все легенды, которые у нас ходят про воинское искусство тамплиеров, отнюдь не преувеличены. Арбалетчики немедленно начали стрельбу, и через пару минут с двух ближайших ладей стрелы перестали лететь: их лучники были убиты. Ни одна стрела из арбалетов не пролетала мимо цели. Русский же лучник стрелял по дальнему кораблю, попадал он или нет — я не видел, но стрельба прекратилась и оттуда. Возможно, разбойники с того корабля просто боялись попасть в своих, ибо две другие ладьи подошли уже совсем близко и стали бросать крюки, дабы сцепиться с нашим кораблем.

А когда суда сцепились, я понял, что такое тамплиер в бою на мечах. Пока русские послы сражались с разбойниками из первой ладьи, Арнульф в одиночку — да, любезный мой земляк, в одиночку! — перепрыгнул во вторую. А было в каждой из ладей злодеев десять, а то и больше.

Наверное, и на смертном одре я вспомню сих разбойников, заросших огромными бородами, свистящих и кричащих нечто нечленораздельное. Вспомню я и мечи, и топоры, и палицы, и еще какое-то неведомое мне оружие в их руках. Но прежде всего я вспомню, как длинный меч Арнульфа превратился в блестящий круг, поражающий злодеев, как смертоносный смерч. Хвала Господу, в узкой и длинной ладье все разбойники не могли одновременно напасть на рыцаря. Некоторые из них были в кольчугах, но Арнульф разрубал их кольчуги, как холщовые рубахи. Ни один злодей не смог достать доблестного тамплиера своим оружием. Все были убиты или смертельно ранены в считанные минуты. Те же, кто пытался перебраться в нашу ладью за спиною Арнульфа, были убиты из арбалетов слуг.

Затем Арнульф перепрыгнул в другую ладью и пришел на подмогу русским послам. Вскоре все было кончено. Один разбойник прыгнул в воду и попытался уплыть, но его тут же настигла стрела из арбалета. Двое уцелевших всклокоченных бородачей упали на колени посреди своего корабля, дрожа и умоляя о пощаде. Разбойники в третьей ладье, увидев, что сталось с их богопротивными соратниками, пустились в бегство и вскоре исчезли за поворотом реки.

Доводилось ли тебе, высокопреосвященный Конрад, видеть последствия смертельной битвы на мечах? Если нет, то и слава Всевышнему. Мне вот довелось — между Ладогой и Новгородом. Все вокруг было забрызгано кровью, как на деревенской скотобойне. Рассеченные тела, многие с отрубленными головами и выпавшими внутренностями, лежали в ладьях грудами, между ними стонали истекающие кровью тяжелораненые, пытаясь зажать страшные разрезы на своих телах. Я с юности помнил слова благословенного пророка Наума: «Убитых множество, и груды трупов, нет конца трупам, спотыкаются о трупы», но мог ли я предположить, что увижу сие воочию?

Надо было решать, что делать с двумя злодеями, сдавшимися на нашу милость. Я, глубоко потрясенный всем увиденным, предложил прекратить кровопролитие и сдать сих людей новгородским властям. Арнульф, утирая с лица чужую кровь, мрачно усмехнулся, сказал, что прекратить кровопролитие — хорошая мысль, и махнул рукой своим слугам. Те немедленно подтащили разбойников к мачте их корабля и вздернули на ней. Я вдогонку успел дать преступникам христианское отпущение грехов, и потом мне оставалось только отвернуться, ибо зрелище последних судорог повешенных совершенно не радует меня, в отличие от многих моих христианнейших соотечественников, специально приходящих на городские площади поглазеть на казни.

Впрочем, впоследствии Мирослав объяснил мне, что повешение — большая милость для сих разбойников, ибо если бы они попали в руки новгородских властей, то их ждала бы несравненно более мучительная казнь — четвертование, колесование, сожжение заживо или что-нибудь подобное, в зависимости от настроения и воображения воеводы. Достойно сожаления, что и в нашей богоспасаемой Империи часто имеет место то же самое.

Пришедший в себя рулевой нашего корабля предложил отрубить всем мертвым и еще живым злодеям головы и привезти в Новгород, ибо за голову разбойника, по его словам, выплачивается большая награда. Разбойничьи ладьи тоже можно было бы продать за немалые деньги. Но наш приезд в Новгород с таким мрачным караваном привлек бы слишком много внимания, и Арнульф с Ратибором от сей мысли отказались. Ладьи вместе с зарубленными, повешенными и смертельно ранеными просто пустили вниз по течению, и вскоре они исчезли вдали. Что же, пусть кому-нибудь Господь пошлет удачу найти их и заработать на неправедной разбойничьей крови.

Сведущий не только в искусстве резки по камню, но и в медицине брат Северин очистил и перевязал легкие раны русских слуг, нанесенные стрелами и мечами. Ни один из благородных дворян, слава Господу, не пострадал. Гребцы смыли кровь с нашего корабля, слуги занялись стиркою окровавленной одежды, и мы тронулись в путь.

А когда мы прибыли в Новгород, то уже на причале услышали потрясшую всех нас весть: в пятнадцатый день мая, совсем незадолго до нашего приезда, скончался великий князь Киевский Георгий Владимирович Долгорукий, к которому мы ехали, преодолевая тяготы и опасности. Новгородцы узнали об этом всего лишь днем раньше, поэтому город буквально гудел. Причина смерти князя неясна: говорят, он был на большом пиру, и там его то ли отравили, то ли он сам, прости Господи, объелся до смерти, ибо не зря чревоугодие является одним из семи смертных грехов.

Узнав о преставлении Георгия, даже доселе невозмутимый Арнульф из Кесарии изменился в лице, и на то была серьезная причина: мы оказались под видом немецких купцов посреди большого русского города, нисколько не умудренные Господом в том, что делать дальше.

Впрочем, нам почти сразу же милостью Божией удалось найти приют в большом доме — такие дома здесь называют теремами — здешнего купца Радко Хотеновича, земляка Мирослава. Мы перенесли туда поклажу, немного отдохнули с дороги и собрались в главной комнате на совет.

Я вновь выступил за возвращение в родную богоспасаемую Империю, ибо наше посольство было направлено именно к покойному великому князю Георгию Владимировичу. Но и на сей раз мое предложение поддержано не было, ибо, по всей видимости, рыцарь Арнульф получил от его императорского величества Фридриха какие-то неведомые мне дополнительные инструкции и полномочия.

На совете было решено, что Арнульф со мною, Северином, Мирославом и двумя слугами-тамплиерами остается в Новгороде у Радко, Прокопий отправляется в Киев, а Ратибор — в Суздальскую землю, где княжит сын Георгия Андрей. Как рассказал Ратибор, знающий Андрея едва ли не с пеленок, сей князь два года назад против воли отца уехал в Залесье из Вышгорода — данного ему в княжение города недалеко от Киева.