Сергей Заграевский - Архитектор его величества

Над детинцем господствует городской собор, построенный чуть больше ста лет назад в византийских формах. У сего собора пять глав [14] В переводе для простоты будут использоваться современные архитектурные термины. . Главою здесь, как и в Византии, называют купол на круглом световом барабане. В соборе присутствуют и некоторые черты наших имперских зданий: я сразу заметил лестничные башни и аркатуру на барабанах храма. Построен собор из плоского неформованного кирпича, называемого на греческий лад — плинфой, и необработанного природного камня. Над лестничной башнею возвышается еще одна глава. Осмотр храма создал у меня впечатление, что размеры его плана изначально были невелики — по моим прикидкам, тридцать пять на сорок локтей [15] 25 Х 27 м. , зато он отличался цельностью облика и башнеобразностью: высота среднего купола, как мне показалось, более сорока локтей [16] 32 м. . Но потом сей храм то ли ради укрепления, то ли ради расширения был обстроен высокими галереями, размеры его увеличились раза в полтора, но цельность и башнеобразность почти пропали.

Посвящен сей храм Софии — Премудрости Божией: видимо, по образцу великого константинопольского храма, где в свое время Господь сподобил побывать и меня. В Новгороде София настолько возведена в культ, что здешние жители даже используют ее название вместо названия города, говоря, например, не «я еду в Новгород», а «я еду к святой Софии». А еще Софией здесь обычно клянутся, забывая заповедь Господа нашего Иисуса Христа не клясться вовсе, а лишь говорить «да» или «нет».

С другой стороны Волхова, на бывшем дворе Ярослава Мудрого, возвышается построенный лет сорок назад пятиглавый каменный храм, посвященный святому Николаю Мирликийскому. Вне города, выше и ниже по течению реки, есть два отдельно стоящих монастыря, Георгиев и Антониев, со своими укреплениями и большими каменными соборами. Есть и еще одна крепость с каменным храмом, называется она очень сложно для нашего немецкого выговора — Городищем, является двором нынешних новгородских князей и тоже расположена у Волхова. Получается, что каждый изгиб реки увенчан крепостью и каменным храмом, в чем прослеживается единый стратегический и градостроительный замысел, который я на Руси менее всего ожидал увидеть. Зрелище является тем более впечатляющим, потому что все купола каменных храмов позолочены. Мирослав мне рассказал, что такое украшение глав вообще принято в сей стране и купол без позолоты — признак бедности храма.

Кроме каменных в городе есть множество деревянных церквей: такая церковь, а иногда и несколько, стоит почти на каждой улице. Иногда это такие же высокие избы с крестом наверху, какие мне уже приходилось видеть, но чаще встречаются весьма вычурные произведения плотницкого искусства, вплоть до больших храмов башнеобразной формы, увенчанных восьмигранными шатрами. А где много церквей, там много и священников, которых здесь зовут не на греческий лад — иереями, а на латинский — попами, сходно с нашим святейшим папою. На улицах священников и монахов можно встретить куда чаще, чем в наших имперских городах: столько мне приходилось видеть лишь в Константинополе.

Словом, как я и предполагал, византийская церковь, именующая себя православной, то есть претендующая на единственную правильность вероисповедания, господствует здесь безраздельно. На весь Новгород есть только один католический храм — на так называемом немецком подворье, которое наши купцы используют для встреч, бесед и заключения сделок. Храм сей я не видел, ибо на немецкое подворье Арнульф не велел мне заходить, опасаясь вопросов о том, кто мы и какие товары везем.

И влияние византийской церкви здесь чувствуется не только в количестве храмов и священников, но и в глубокой набожности русского народа. Я хочу поведать тебе, любезный брат мой во Христе, о случившемся здесь со мною весьма неприятном происшествии, в котором сия набожность неожиданно проявилась.

Я возвращался в одиночку домой вечером, было не очень поздно, и солнце еще светило ярко, ибо летние дни здесь длинные. Но прохожих уже было мало. И вдруг из низенькой калитки в покосившемся заборе вышел плохо одетый человек и что-то мне сказал. Я ответил по-немецки, что не понимаю. Тогда он схватил меня за локоть и затащил в калитку, я от растерянности даже не сопротивлялся. С другой стороны забора я увидел полуразрушенную, нежилую избушку, рядом с нею стояли двое, внешность которых мне живо напомнила разбойников на Волхове.

Можно ли описать на пергаменте мое чувство полной беспомощности перед лицом шайки головорезов? У сих людей, впрочем, никакого оружия не было, но я все равно так испугался, что едва мог устоять на ногах. Они обратились ко мне с какими-то словами, я вновь ничего не понял, и тогда они обшарили мою одежду и нашли кошель с мелочью, который я беру с собой на прогулки: деньги аббатства, взятые в путешествие, я благоразумно оставляю в одном из сундуков под неусыпной охраною доблестного рыцаря Арнульфа и его слуг, ибо много слышал про здешних воров.

Забрав сию мелочь, разбойники жестами повелели мне раздеться: видимо, моя одежда для них тоже представляла ценность. Я повиновался и остался в одном исподнем. Мне велели снять и его, бросив взамен какую-то грязную рогожу, дабы я мог прикрыть те места, которые завещал нам прикрывать еще праотец наш Адам.

На мне остался лишь золотой нательный крест, надетый на меня более полувека назад при крещении в городском соборе нашего родного Штайнбаха. Сей крест стоит недешево даже по нашим имперским меркам, не говоря уж о новгородских. И представь себе, брат мой во Христе, что ни один из разбойников не покусился протянуть руку и сорвать с моей шеи сей святой крест, хотя было светло и они не могли не видеть его ценность!

Потом меня, благодарение Господу, отпустили, и я вернулся в терем Радко, дрожа от пережитого страха и вечерней прохлады.

Рыцарь Арнульф раздраженно объяснил мне, что виной сему происшествию являюсь я сам, ибо должен был не останавливаться, когда ко мне подошел тот человек, а просто идти мимо, не обращая на него внимания. А когда он схватил меня за локоть, мне надо было начать звать на помощь и отбиваться в меру своих немалых физических сил. И действительно, я вспомнил, что злодей был гораздо тщедушнее меня.

Кажется, доблестного Арнульфа более всего разозлило то, что у тех разбойников даже не было никакого оружия, то есть это были обычные бродяги. Оказывается, то, что со мной произошло, здесь называется «раздеть до креста», и если бы меня раздели воины в тяжелом вооружении, ему, наверное, было бы не так обидно. На будущее рыцарь Храма велел мне брать с собой на прогулки либо одного из слуг, либо хотя бы брата Северина.