Игорь Ривер - Один день лета. Сборник рассказов

* * *

Штабные землянки были пусты. Их выкопали в первый же день. Командиру полка не положено морозить задницу. Пусть у солдат нет окопов, пусть полк только что с колес – первым делом надо организовать комфорт для штаба и для себя, любимого. Теперь все было брошено. Ни командира части, ни штаба, ни даже автоматчиков охраны. Только следы колес на инее. Не похоже было, что здесь побывали немцы, а даже если и побывали – не задержались.

Сержант осмотрелся, глянул в сторону багрово-красного заката и сказал:

– Ночуем здесь. Огня не разводить, а то фрицы в гости пожалуют. Ты и ты – осмотреть все. Вдруг что-то съестное осталось.

Они нарубили лопатками елового лапника и притащили охапки в ближайшую к лесочку землянку. Подумав, он все-таки разрешил развести у входа в нее небольшой костерок. Дым ночью не виден, ветра не было, а огонь небольшой. Они отгородили вход плащ-палаткой. Внутри стало гораздо теплее.

– Тащ сержант, глядите чего нашли!

Те двое, кого он послал осмотреться, вернулись. Один волок какую-то длинную палку в брезентовом чехле. Сержант взял ее в руки.

– Ну нихрена себе! Это как же быстро штабные слиняли, если полковое знамя оставили?

– А еще там имущество всякое свалено, – сказал один из солдат.

– Какое? Жратва есть?

– Мы мешки не развязывали. Но похоже, что там обмундирование.

– Пошли, посмотрим!

Подумав, сержант велел тащить в “их” землянку с десяток ватников. Постелить на пол, спать будет теплее. Сказал всем, чтобы подобрали себе по комплекту нового обмундирования и одели под свою форму, для тепла. Сентябрь выдался холодным, а октябрь обещал быть еще холоднее. Нашлись и плащ-палатки. Солдаты повеселели, прибарахлившись.

Полковое знамя он снял с древка, сложил его поплотнее и повесил на плечи, как шарф. Сверху натянул гимнастерку. Теперь нужно было как-то вынести его к своим. А как? В географии он никогда силен не был.

– Кто местные? – спросил он, вернувшись.

Поднялось две руки.

– Какие дороги здесь есть?

Перебивая друг-друга двое пожилых солдат рассказывали, что хорошая дорога тут одна – на Москву и проходит она мимо Ржева, на восток, через Волоколамск. Там же, рядом, железная дорога, по которой их сюда и привезли. Есть и дороги между деревнями и их довольно много, но сейчас по ним даже на лошади проехать трудно. Распутица.

Значит шоссе… Где железка – он представлял себе хорошо. Идти не далеко, рукой подать. Но там наверняка немцы и они наверняка будут наступать вдоль нее в сторону Ржева.

– А местность здесь какая? Болота?

– Да.

По лесочкам, значит, особо не побегаешь… Да и не та погода, если честно, чтобы в лесу ночевать. И еды нет. Кстати, о еде! Он спросил:

– У кого что есть в вещмешках?

Опять не густо. Две буханки хлеба, кусочек сала, соль, три луковицы, пачка печенья, мешочек с чаем. На пятнадцать мужиков – почти ничего. Чай засыпали в висящий над огнем котелок, а хлеб и сало разделили и разыграли, чтобы никому не было обидно.

– Эх, где-то сейчас наша кухня… – вздохнул Машкин.

Ему никто не ответил. Все хмуро укладывались спать.

* * *

Утром сержант поднял всех еще до рассвета. Когда солнце перевалило за полдень, они вышли к шоссе и теперь смотрели на него из густого ельника.

– Гля, командир! Наши…

– Вижу.

– С запада идут. Выходит, что там немца нет?

– Выходит, что так.

То, что дорога не была перерезана немцами, было странным, но она шла на восток, этого было достаточно. Они дождались, когда пройдет стрелковая рота и выбрались из леса.

– В колонну по два! Шагом марш!

Несколько часов они шли ровным, спокойным шагом. С выкладкой иначе нельзя. Поторопишься – запыхаешься и вспотеешь, выдохнешься. Придется делать долгий привал, а сейчас было не до привалов. Сержант разрешил только одну остановку, когда проходили мимо картофельного поля. Все рассыпались по грядам, лопатками выкапывая крупную белую картошку. Набрали в вещмешки, сколько влезло и снова пошли на восток, уже немного повеселев. На дороге не было никого кроме них. С запада доносилась канонада, да в небе иногда гудел самолеты, невидимые за тучами. А потом облака как-то очень быстро растащило восточным ветром и гул моторов превратился в два немецких самолета.

– Воздух!

Солдаты рассыпались. Кто-то залег, кто-то метался по полю. Сержант видел, как двое бежали к лесу и как прямо между ними в небо взлетела земля. Он обхватил голову руками и уткнулся лицом в мерзлую грязь. Было страшно, как никогда в жизни. Сверху трещали авиационные пулеметы и ничего нельзя было сделать, только лежать в канаве и ждать, пока пуля не клюнет в спину, прибив тебя к холодной земле.

Налет казался бесконечным, хотя длился он не больше двух минут. Немцы сбросили одну бомбу, по разу прошли над дорогой, поливая ее из всех стволов и улетели. Сержант отжался на руках, встал, поглядел на две маленькие воронки на дорожном покрытии, оставленных снарядами малокалиберных пушек и выругался. Вокруг поднимались остальные. Один не мог и тихо матерился, пытаясь зажать ладонями льющуюся из ноги кровь. В стороне рядом с воронкой лежали два тела. Туда можно было не ходить, и так все ясно.

– Подняли его и в лес! Машкин!

Молодой солдат не отзывался. Глядел в небо, открыв рот и моргал глазами.

– Машкин!!!

Тот повернул голову.

– А?

– Говна! Сходи, винтовки у них забери.

– Ага!

– Не “ага!” а “есть!” Деревня…

Раненого подняли вчетвером и утащили на опушку. Перевязочными пакетами конечно же не запаслись и сквозную рану перевязали разорванной на полосы рубахой. Сам идти тот не мог. Для него сделали носилки из двух тонких березок и плащ-палаток.

Небо окончательно расчистилось. Вдалеке то и дело пролетали самолеты. Пришлось дожидаться вечера и только в сумерках они снова вышли на дорогу.

Небо на востоке было ярко освещено пожаром. К этому зареву они и пошли.

* * *

К своим вышли ранним утром.

– Стой! Стрелять буду!

Окрик часового был чем-то одновременно и привычным, и бесконечно странным. Ну будешь стрелять – что дальше? В него и так уже стреляли, и не раз. Он откликнулся:

– Свои, солдат. Вызови старшего.

– Оставаться на месте!

Как скажешь… Они опустили носилки на дорогу. Раненый очнулся и тихо застонал. Через полчаса к ним вышел заспанный лейтенант, посмотрел и молча махнул рукой. “Пошли!” Еще через четверть часа они вышли к деревне и направились к крайним домам.

– Кого привел? И зачем?

Старший лейтенант с раскосым, азиатским лицом, смотрел неприветливо.

– Я же сказал: для дезертиров и трусов у меня в батальоне мест нет!

Сказались и многодневная усталость, и обида, и горящий Ржев, мимо которого они шли вчера ночью, и взгляды своих бойцов в спину. Сержанта прорвало.