Игорь Ривер - Один день лета. Сборник рассказов

– Ночью…

– Ну так днем-то они не дадут!

– А в темноте ты что сделаешь? Заметят свет – сразу хана, не выберешься. Хотя можно брезент найти и зачернить его…

– Так я уже того… нашел! И пехота поможет.

Судя по хмурому лицу командира роты, который присутствовал здесь же, помогать он не особо хотел. В роте после двух недель боев, как говорят в сводках: "местного значения", осталась меньше половины людей. Танк чей? Танкистов. Вот пусть они и помогают, раз бросили его.

– Пехота нам поможет разве что разведкой, – заметил воентехник. – Чинить они не станут, да и не доверишь им это дело. Звякнут молотком слишком громко и что тогда? Ночью звук хорошо разносится. Нет, чинить будем мы сами, а вас, молодой человек (он посмотрел на ротного) я прошу сегодня проверить подступы к танку. Немцы могли там мин набросать. Обидно будет сгореть на отремонтированной машине.

Тот кивнул. Что оставалось делать? Приказ из полка был категоричен, а рискнуть парой разведчиков все-таки лучше, чем атаковать немцев остатками роты, пока танк вытаскивают тягачом.

* * *

Ночью трое техников подобрались к танку, таща с собой инструменты, запчасти и пару запасных траков. Больше всего возни было со сбитой гусеницей. Поврежденный трак выкинули. Чтобы не греметь металлом, опорные катки обмотали кусками брезента, уже по этой "прокладке" протащив стальные звенья. Осторожно стянули их и зафиксировали длинными пальцами, тихонько постукивая по ним обернутым ветошью молотком. Потом забрались внутрь танка. Пока сержанты копошились внизу, в отделении управления, Петрович осматривался в башне.

– Эти засранцы даже затвор из пушки не вытащили, – прошептал он.

– Что? – спросили снизу.

– Танкисты, говорю, затвор оставили.

– А-а-а! Понятно. Немцы здесь ползали, не обратили внимания, значит.

– Как понял?

– Фляга ихняя валяется. Ремешок оборвался.

Петрович осторожно, чтобы не загреметь, открыл затвор и посветил в ствол пушки фонариком. Что его заметят немцы, он не опасался, пушка смотрела вверх. Внутри было чисто. И три фугасных снаряда в боеукладке…

– Вы там как? Скоро?

– Десять минут – и можно ехать.

– Зер гуд!

Высунув голову из люка, Петрович тихонько посвистел. Из темноты привидением выполз разведчик в плащ-палатке.

– Сматывайтесь, – сказал ему воентехник. – Скоро заведемся, тогда здесь жарковато станет.

Тот молча кивнул и исчез. Снова усевшись на место наводчика, Петрович проверил механизмы наводки. Все работало. Панорама и прицелы тоже были целы. Наши, видимо, забыли все на свете, когда гусеницу потеряли, но почему немцы их не сняли, или не разбили, было непонятно. Может быть, хотели получить танк целехоньким?

– Как дела? – спросил он, глядя вниз.

– Скоро.

– Не спешите. Рассвета подождем.

– Зачем!?

– Надо. За Питер посчитаюсь с ними…

Постепенно снаружи светлело. В панораму уже можно было различить передний край немцев и Петрович решился.

– Саня! Лезь сюда. Заряжать умеешь?

– Спрашиваешь!

– Отлично. Колян, давай за рычаги. Сейчас заведешь и на малых оборотах погоняешь тихонько. Как выстрелю третий раз – тяни задним ходом, по прямой. Есть у меня все-таки опасение насчет мин. Понял? Движок заведется – будет шумно, так что поговорить не получится. Надеюсь, этим уродам хватило времени, чтобы проснуться и на наблюдательном пункте собраться.

– А ты знаешь, где он?

– Знаю. Рассвет в стеклах бинокля отразился, я заметил. И стереотрубу видно, если присмотреться.

Все трое заняли свои места. Мотор завелся и заревел. Лязгнул снаряд, уходящий в казенник пушки. Заряжающий отодвинулся подальше от нее и башня танка медленно повернулась. Прицелившись, Петрович выждал немного и надавил на педаль спуска. Орудие рявкнуло.

В панораме было отлично видно, как взрыв поднял в воздух бревна и доски. У немцев в небо взлетело сразу три осветительных ракеты, но они лишь подсветили новые цели для наводчика. Снова лязг снаряда, который оглушенные выстрелом техники уже почти не слышали. Второй выстрел! Снаряд взорвался на позиции минометной батареи. Третий разнес пулеметное гнездо и только тогда водитель на малой скорости повел танк назад, к своим.

Кирю разбудил вкусный запах жарящегося хлеба. Он даже подумал, что это ему снится и что сон слишком хорош, чтобы просыпаться. Потом запах стал еще вкуснее, он понял, что ему не мерещится и открыл глаза.

В выбитые окна полуразрушенного фольварка, в котором обосновался их дозор, светило веселое мартовское солнце. Задача у дозора была очень простой: предупредить, если на ведущих к перекрестку дорогах появятся немцы, или кто-то из начальства. О немцах они должны были сообщить красной ракетой, а о начальстве зеленой, продублировав сигнал парой выстрелов. Ничего сложного. Двое спят, третий смотрит в бинокль. Вот только почему его не разбудили? И откуда этот запах?

Он поднялся, надел шинель, которой укрывался и перетянул ее ремнем. Потом поднял лежавший рядом с ним ППШ и выглянул в дверной проем.

– О! Проснулась наша Спящая красавица, – прокомментировал его появление сидевший у костра и что-то жаривший старшина. – Никак выспался?

– Дык это… – Киря шмыгнул носом. – Сплю и чую: где-то жрут без меня. Чем это пахнет, Андреич?

– Тебе не все равно? Иди лучше, Петра смени. Он тебя утром будить не стал. Сказал, что сам постоит.

– Ага, ладно. Сейчас. А чем пахнет-то? Опаньки…

Подойдя ближе, Киря наконец разглядел, что делает старшина. Тот жарил на своей саперной лопатке яичницу. Вот откуда шел запах.

– Нифига себе! Где взяли?

Старшина усмехнулся и ответил:

– Ты ночью снес! Я мимо шел – лежит яйцо рядом с тобой.

– Андреич, не гони!

– Я тебе хоть раз врал? Вон и Петька подтвердит. Эй, Петруха!

– Чего? – ответили сверху.

– Скажи, что яйцо рядом с Кирей нашли!

– Без базара! Рядом лежало.

– Слышал?

Киря удивленно хлопал глазами. Старшина раньше в подобных розыгрышах замечен не был, но поджаривающееся яйцо говорило само за себя.

– Ты проверь по карманам, может там еще есть.

Он действительно сунул руки в карманы шинели, но тут его взгляд упал на лежащую в углу белую курицу с отрубленной головой. Киря сразу все понял и рассмеялся.

– Ну, Андреич! Подколол…

– Заметил, наконец? Курятник здесь "тридцатьчетверка" переехала, всех курей пехота переловила, а эта как-то уцелела. Пришла ночью к тебе и снесла яйцо. Петр ее заметил и – штыком, а ты сопел в две дырки и ничего не услышал. Петруха!

– О-у?

– Комм цу мир, делить будем. Киря, отвернись!

Поджаренное яйцо было аккуратно переложено с лопатки на кусок хлеба, накрыто вторым куском и этот бутерброд двумя взмахами ножа был поделен на три примерно равные части.