Юрий Корочков - Цена свободы

Положение, как я уже и сам успел убедиться, было невесёлым. Осёл Буксгевден вместо того, чтобы громить шведскую армию, стремился захватить побольше территории, за что его, видимо, хвалили в Петербурге. В результате силы дробились на множество мельчайших отрядов и гарнизонов, отрезанных при полнейшем бездорожье друг от друга и от снабжения в только что завоёванной стране с неразбитой армией и враждебно настроенным населением. В то же время шведы непрерывно получали пополнения, а в прибрежной полосе начали появляться уже и чисто финские отряды, доставляющие трудности в снабжении нашим гарнизонам.

Весь март прошёл в стычках со шведами. Мы с Кульнёвым были неразлучны: жили всегда вместе, как случалось, то в одной горнице, то в одном балагане, то у одного куреня под крышею неба, ели из одного котла, пили из одной фляжки. Нас ждали в одном месте, а мы появлялись в другом. Чтобы ускорить продвижение, передвигались мы на лыжах, а единственную свою пушку возили на санях. Но сколько верёвочке ни виться…

Первого апреля после фланговых поисков мы круто повернули на север к Улеаборгу, и почти сразу у деревушки Кулайоки сшиблись со Шведами, которые, в отличие от предыдущих, не спешили к ретираде. Уже тогда Кульнёв сказал мне, что «не иначе чуют у себя за спиной серьёзную силу», но прекращать наступление нельзя, чтоб нашу слабость не почуяли. И мы продолжили наступление. Через три дня впервые дело дошло и до штыков, а в сем виде оружия нашему солдату никто противостоять не может, кроме, как я тогда убедился, шведов. И что же! Ещё через три дня обнаружили мы крупный шведский отряд и решили, конечно, атаковать. Пехоту и артиллерию двинули через лес большою дорогою, а два эскадрона гродненских гусар и две сотни казаков под командою лихого майора Силина двинулись в обход, прямо по льду Ботнического залива. Расчёт оправдал себя. Разбуженные пальбой со всех сторон шведы переполошились и сами выкатились под нашу картечь. К рассвету огромный лагерь с пушками, припасами и большим количеством пленных был нашим. Ушли только ниландские драгуны, устремившиеся к берегу, но там, на льду залива, их уже ждали казаки и гусары майора Силина, так что пришлось и им капитулировать, отдав нам весьма ценный трофей в виде пытавшегося бежать шведского генерала Левельгельма, личного адъютанта короля, недавно прибывшего отправлять должность начальника штаба шведской армии. Штаб взяли там же, вместе с начальником. Трофеи отправили к наконец то выступившему вслед за нами из Вазы генералу Раевскому, а сами продолжили наступление.

Увлечённые преследованием, мы через день сбили слабое прикрытие шведов у Брагештедта и ввязались в схватку у открывшегося неприятельского лагеря. Откуда нам было знать, что перед нами главные силы во главе с Клингспором! Начав наступать на фланги, мы совершенно неожиданно получили страшный удар в центр, отряд был разорван на две части, смят и почти разбит. С неимоверным трудом мы тогда вырвались из мышеловки, грозившей неминуемой гибелью или пленом, заплатив за то почти тысячью жизней.

Ободрённый победой неприятель перешёл в наступление. Наши разрозненные волей осла Буксгевдена отряды несли огромные потери, но не могли сдержать объединенной шведской армии. Мы превратились в арьергард и сдерживая наступление супостата медленно отходили вдоль побережья. Всем было ведомо, что ежели не последует значительного подкрепления, то придется до единого человека лечь костьми здесь, среди обледеневших валунов и просевших подтаявших финских сугробов. Кто знает, чем бы всё то кончилось, но тут неожиданно затеплело, сугробы растеклись реками и болотами, местность стала абсолютно непроходимой и боевые действия с обоих сторон полностью прекратились.

Мы грелись на ласковом весеннем солнышке и ждали подкрепления, а подрастерявшие наступательный порыв вместе с боевым духом шведы обдумывали свои невесёлые перспективы. В июне, как только позволила погода, боевые действия продолжились. Государь всё же осознал ошибку с главнокомандующим и, номинально оставив Буксгевдена главнокомандующим, передал всю власть над армией молодому графу Каменскому. Уже тогда он был известен незаурядными воинскими талантами, в девятнадцать лет стал полковником, участвовал в итальянском походе Суворова, и особенно отличился при штурме Чёртова моста. Сосредоточив разрозненные отряды, Николай Михайлович сразу перешёл в решительное наступление.

Для нашего отряда снова наступили горячие деньки. Обходные манёвры и марши по непроходимому бурелому сменялись яростными ударами по неприятельским позициям в самое неподходящее для них время и в неожиданном месте. Мы неделями не видели хлеба, питались кореньями и грибами, но никто не жаловался, ведь мы громили шведа повсюду и несли притом очень небольшие потери.

В решающем сражении при Оровайсе Кульнёв, начав бой первым, более часа сражался со всем неприятельским войском в одиночку, пока не подошли основные силы. Граф Каменский наградил его за такой беспримерный подвиг прямо там, на поле крестом святого Георгия сразу на шею, минуя низшие степени. Не остался в долгу и государь, пожаловавший Кульнёву чин генерал-майора и пять тысяч рублей, которые ой как пригодились бедствующей в Витебской губернии без гроша матери Якова Петровича.

После Оровайса шведы оправиться не смогли. Спешащего им на выручку с резервной армией короля Густава IV блистательным ударом разгромил и опрокинул в море неподалёку от Або князь Багратион, но тут в дело снова вмешался Буксгевден, заключивший со шведам перемирие и тем спасший остатки их армии.

Петербург был в ярости. Буксгевдена немедленно сместили, вот только прислали вполне «достойную замену» – тугодума Кнорринга, который три месяца не предпринимал вообще никаких действий «вникая в суть дела», пока, наконец, из столицы не пожаловал Аракчеев с чрезвычайными полномочиями от государя.

Хотя был уже март, и залив зиял полыньями, был отдан приказ на спешный пеший марш через Аланды к Стокгольму. Как на грех разыгрались жестокие бураны. Неистовый ветер, перемешав небо с землёю, со свистом крутил жёсткий как песок снег, наносил сугробы, в которых лошади утопали по брюхо. И без того труднопроходимый из за обильно образующихся в архипелаге торосов, лёд залива начал трескаться и расходиться, образуя дымящиеся полыньи. Почти на каждом клочке суши, а вам, молодые люди, известно сколько их там, поджидали пикеты неприятеля, досаждавшие нам штуцерным огнём с дальних дистанций. При нашем приближении они обычно бежали, но успевали нанести нам чувствительный урон. Однако за восемь дней марша гродненские гусары и казаки Кульнёва с боями взяли весь архипелаг, и штаб Багратиона расположился на Большом Аланде. Чуть только подтянулись основные силы, как князь послал нас с Кульнёвым захватывать плацдарм на шведском берегу. Скажу откровенно, господа: я участвовал во многих кампаниях, но тяжелее перехода делать мне не приходилось. Однако дошли, выбили шведа из Гриссельгама и готовились к наступлению на Стокгольм, до которого оставалось менее ста вёрст. Но тут поджилки у шведов затряслись по настоящему, и Густав IV запросил мира, так что прогуляться до шведской столицы вашему покорному слуге, увы, не пришлось.