Элизабет Уэтмор - Валентайн

В феврале, когда Альма и Глори ссорились каждый день из-за домашних заданий и из-за денег. Когда Глори сказала: я хочу бросить школу и пойти работать, хочу, чтобы у меня были свои деньги, и Альма сердито мотала головой. Работать должна она, а Глори должна учиться. Когда ребята заезжали в проулок за их квартирой и сигналили, пока Глори, схватив кроличий жакет, не выскакивала во двор, но не раньше, чем замолотит в дверь мистер Наварро и не закричит, чтобы Глори и Альма перестали лаяться. В Валентинов вечер, когда Альма ругала дочь по-испански, дожидаясь фургона, который подберет её и повезет на работу, Глори ушла в спальню и, постояв над кроватью матери, небрежно, словно в горшке с цветами, загасила сигарету о её новое покрывало. Я тебя не понимаю, Альма. Не позволяешь мне учить его, и школа не учит, так по-английски говори, черт бы тебя побрал. И через два часа, когда последним долгим взглядом окинула парковку, Глори решила, что ей нечего терять. Когда влезла в пикап Дейла Стрикленда и захлопнула тяжелую дверь. Когда утро – как труп, неподвижно. Когда перекати-поле, только что оторвавшись от корней, несутся по земле. Когда поднимается ветер и говорит тебе: встань. И она встает. Когда сучок мескита ломается под её босой ногой, и в тихом отзвуке хруста слышится голос дяди. Иди тихо, Глори. Когда она думает, что будет скучать по этому туго натянутому, пришитому к горизонту небу, потому что ей нельзя здесь оставаться – после этого. Где ветер вечно толкает и тянет, слабеет и набирает силу, поднимает в воздух, держит и роняет, когда все голоса и рассказы начинают и кончают одним и тем же. Слушай, это война . Или: твоя вина .

В первую и третью пятницу каждого месяца Сюзанна Ледбеттер с дочерью приезжают в кредитный союз, чтобы положить на счета зарплатный чек Джона и наличные и чеки от продажи товаров компаний «Эйвон» и «Таппервэр» [17] «Эйвон» – компания по производству косметики. «Таппервэр» производит косметику и кухонные принадлежности. . Приезжают за несколько минут до девяти утра, чтобы избежать очередей: рабочие завода, расположенного за шоссе, обычно скопляются здесь в обеденный перерыв. Лорали ждет в машине или выходит на стоянку упражняться с жезлом, а Сюзанна заполняет приходные ордера для расходного счета, накопительного, пенсионного, отпускного, на колледж, свадьбу Лорали и еще на один счет, который значится в её записях как благотворительный. Этот счет она завела, еще когда работала в страховой компании, продавала полисы, и о нем никто не знает, даже Джон. Это её страховочная сетка. Если сильно припрет, у неё будет выбор.

Когда Сюзанна отдает ордера, чеки и деньги кассирше, та, как всегда, восхищается вслух четким почерком Сюзанны и аккуратностью стопки документов. Более организованного человека я не встречала, говорит она, и Сюзанна отвечает: Вы очень милы, миссис Ордоньес, и достает из сумки визитную карточку и образчик духов. Она предпочитает продавать товары, которые помогают женщине чувствовать себя красивой, поэтому не упоминает сейчас о новом контейнере для продуктов, который лежит у неё в багажнике. Но перед тем как уехать, подсовывает под дворник на ветровом стекле машины миссис Ордоньес каталог.

Конец июня, солнце убийственно. Каблуки Сюзанны вминаются в гудрон и гравий площадки; она идет к машине с закрытыми окнами и работающим мотором, где ее ждёт Лорали. Волосы прядками обрамляют её лицо. Они у неё рыжие, как у матери, а у Сюзанны – как у её матери.

Сюзанна захлопнула дверь, достает из сумочки салфетку, промокает лоб и подмышки. Сколько мы заработали за эту неделю? спрашивает дочь.

Сорок пять долларов. Нам надо добавить сегодня на тренировке.

Ты сможешь, говорит Лорали. Её жезл скатывается на пол, она наклоняется за ним и кряхтит – ремень безопасности врезается в живот. Она тянется к жезлу, толкнув ногами спинку кресла впереди. Ты лучшая продавщица в Одессе.

Это потому, что нет ничего приятнее, чем самой зарабатывать деньги, говорит Сюзанна. Её товар в белых пакетиках разложен на переднем сиденье, жалюзи вентиляции направлены точно на них. Она вынимает из сумки спиральный блокнотик и заносит в него выручку. Пять долларов нехватки до двухнедельного плана. За прошлые две недели она недобрала десять. Сюзанна последний раз промокает подмышки, надевает темные очки и освежает помаду на губах. Пора связаться с Арлин, думает она, откладывает блокнотик и берет большой линованный со списком дел. Отвезти Лорали на урок фортепьяно, завезти Мэри Роз запеканку, забрать Лорали, повесить вышивку в спальне Л., раздать подарочные пакетики дамам на тренировочном поле, заехать к доктору Бауману, съездить в кредитный союз. Есть .

Они опаздывают, поэтому она резко берет с места и, взвизгнув шинами, выезжает с парковки. Под зеленый свет на углу Дикси и Саут-Петролеум-стрит они проезжают на скорости шестьдесят миль, но все равно дорогу им преграждает поезд, Сюзанна тормозит и, постукивая ногтем по рулю, смотрит на проезжающие вагоны. Поезд ползет, останавливается совсем; пожевав палец, она дает задний ход и меняет маршрут. Никогда не полагайся на заботу мужчины, говорит она дочери. Даже такого хорошего, как твой папа.

Не буду. Дочь туго пристегнута, рядом с ней на сиденье ноты. Её туфли для чечетки и балетные в багажнике, там же сумка с купальником и большая пластиковая коробка с кухонными принадлежностями «Таппервэр».

Мне посчастливилось, потому что твой папа – самый хороший человек в Одессе, говорит Сюзанна. Но не все такие. Ты добьешься всего, чего хочешь в жизни, – она хочет встретиться с её глазами в зеркальце, – но ни на минуту не упускай из виду мяч. Кто упустил его из виду, получает им в лицо.

Сюзанна твердо верит в ясность и не признает даже мелкой лжи во спасение. Чем скорее Лорали получит полное представление об их месте в жизни, тем лучше. Поэтому говорит ей: Голь перекатная – так говорят люди о моей родне. Голью были наши предки, арендаторы в Англии, голью – батраки в Шотландии, голью – издольщики, сначала в Кентукки, потом в Алабаме, и голью здесь, в Техасе, где мужчины становились конокрадами и охотниками на бизонов, куклуксклановцами и вигилантами, а женщины становились лгуньями и конфедератками. Вот почему нас только трое, когда садимся за обед в День благодарения. Вот почему никто не приедет в город на празднование Двухсотлетия. Я не пущу этих людей за стол даже под дулом пистолета.

Когда дочь немного подрастет, Сюзанна расскажет ей, что меньше ста лет назад они еще жили в землянках, прятались от сборщиков налогов и техасских рейнджеров и ждали, что придут команчи и нашпигуют их стрелами. Предки Сюзанны были темными, существовали на отшибе и не знали, что война на Ред-Ривер закончилась пять лет назад и остатки команчей, по большей части женщины, дети и старики, согнаны в Форд-Силл. До самой смерти прапрадед Сюзанны носил кисет из мошонки апачи мескалеро, которого он убил на Ллано-Эстакадо. Двоюродный брат Сюзанны Алтон Ли хранит его в кедровом сундуке, покрытом пятнами от потушенных сигарет и наклейками в виде флага Конфедерации.