Элизабет Уэтмор - Валентайн

Мне не хочется ходить на фортепьяно, говорит Лорали. Скучно.

Сюзанна стискивает зубы, потом прикусывает щеку. Девочка, ты думаешь, тебе тяжело достается? Когда я была в твоем возрасте, мальчика съел аллигатор. Нашли только его футболку «Даллас ковбойс» и один тапок.

Почему он его съел? Лорали слышала эту историю десять раз и знает, какой задать следующий вопрос.

Ну, он не обращал внимания на то, куда идет. Когда люди не смотрят, куда идут, их съедают аллигаторы. В общем, мама мальчика – её звали миссис Гудроу, и семья их жила в восточном Техасе с тех пор, как их выгнали из Луизианы, – она это пережила. У неё было еще восемь детей и особенно горевать было некогда, а вот папа его не мог оправиться. Так, по крайней мере, рассказывала нам, детям, твоя бабушка Арлин. Твоя бабушка могла продать стакан воды со льдом полярному медведю. И выторговать сладость у куска сахара. И хорошенькая была, как лужайка колокольчиков. Пять лет подряд она была королевой родео в округе Гаррисон.

Жалко, её нет с нами, говорит Лорали.

Нам всем жалко, милая. Перестань сутулиться, говорит она вслед уходящей дочери. Вдовий горб наживешь. Уроки фортепьяно. Есть .

Арлин и Лари Комптон таскали Сюзанну с братьями по всему западному Техасу в погоне за бумом. Стентон, Эндрюс, Озона, Биг-Лейк – всё время пытались отложить на черный день, но когда нефть дешевела или накапливались у торговцев необеспеченные чеки и это доходило до внимания шерифа, семейство живо укладывалось в машину. Сюзанна с братьями теснились сзади, а родители курили впереди, ругались, обвиняли друг друга. Если поторопиться, говаривал папа, увидим, как луна восходит над болотом. Мать сказала: черт возьми, Сьюзи. Перестань пинать мою спинку, или получишь у меня по первое число.

В восточном Техасе нашли обитую толем лачугу на краю болота, хозяин их фамилии не знал. А Комптоны – это вот кто: ребята Комптонов вернулись в город, так что не выпускайте кошек из дома, запирайте двери, спрячьте серебро, дочерей предупредите, – а если и знал хозяин, ему было плевать. Никто больше здесь жить не захотел бы.

Мама её была непредсказуема, как бродячие собаки, заходившие к ним во двор, когда Сюзанна забывала закрыть калитку. Папа отправлял её обратно, она выходила на темный двор, обещая себе, что в следующий раз не забудет закрыть. Что-то двигалось в темноте, и хотелось верить, что это просто лунные тени на голой земле. Утром, перед тем как уйти на поиски работы, когда братья еще спали или не вернулись со вчерашнего дня, папа, случалось, давал Сюзанне десять центов. Поменьше толкись тут, говорил он. Маме надо отдохнуть.

В такие дни она шла в город, возле которого они сейчас жили, тратила свои центы, и, когда солнце собиралось на боковую или сама проголодалась, Сюзанна возвращалась домой и, взявшись за ручку двери, прижавшись ухом к её щербатому занозистому дереву, рядом с похлопывающим по стене листом толя, пыталась понять, что ожидает её внутри.

Если верить доктору Бауману, Сюзанна вряд ли выносит еще одного ребенка. Матка у неё полна фиброзных опухолей, говорит он, а выкидыши плохо сказываются на организме, на душевном состоянии, на семье. Можно всё это убрать. Попрощаться с ними, говорит он, если все равно ими не будете пользоваться. «Ими» – это яичниками Сюзанны. Она почти не заметит разницы, говорит он, только прекратятся месячные. Тоже облегчение.

Сюзанна стучится в дверь к Мэри Роз, запеканка с курицей в той руке, на которой не кусала заусеницы. Она восхищается младенцем, его весом и ростом, и Мэри Роз, не колеблясь, отдаёт ребенка ей в руки. Когда Сюзанна рассказывает о визите к доктору, Мэри Роз огорчается, но смотрит она мимо Сюзанны – озирает двор и улицу. Они не разговаривали с тех пор, как Корина Шепард фактически обвинила Сюзанну в нетерпимости – дурацкий вымысел. А исходит это – слышала Сюзанна – от Д.Э. Пирс.

Да нет, говорит она Мэри Роз, у меня всё хорошо. В Камбодже вон люди голодают. Она смотрит на худую фигурку Мэри Роз, замечает синяки под глазами. У вас самой вид голодающей.

Мэри Роз смотрит на тарелку с запеканкой, как-то очутившуюся у неё в руке, на младенца, повисшего на сгибе другой руки, как сумка с продуктами. Хорошо, спасибо, произносит она без выражения.

Я прилепила там скотчем ко дну маленький каталог от «Таппервэра».

Мэри Роз проводит пальцем по дну стеклянной тарелки. А, поняла.

Еще один я дала подруге в кредитном союзе.

Сюзанна смотрит на обкусанный палец и быстро прячет руку за спину. Вы знакомы с миссис Ордоньес?

Мы держим деньги в Скотоводческом банке, говорит Мэри Роз.

Она симпатичнейшее существо. Сюзанна бросает взгляд на свои часы. Добавите зеленый салат – и у вас готовый ужин.

Запеканка. Есть .

У Сюзанны намерения самые лучшие, но она не может не удивляться вслух, как могут люди быть такими глупыми. При всяком бедствии она изрекает что-то неуместное. В прошлом году, когда смерч пронесся по трейлерному посёлку на западе Одессы, убив троих и еще десяток человек оставив с травмами, она удивлялась вслух, зачем соглашаются люди жить в таких ненадежных жилищах. Тех, которые уцелели, сказала она Рите Нанелли, следовало бы судить за то, что подвергают жизнь родных такому риску. А домашние запеканки, они что значат – что кому-то не надо самой готовить сегодня ужин. На это она способна. Если по рецепту требуется банка грибного крем-супа, она сама тушит свежие молодые грибки и вливает молоко, размешанное со столовой ложкой муки. И пусть её запеканка не вполне киш-лорен, в ней полный ужин – мясо, овощи и паста или крупа.

Печенье с шоколадной стружкой у неё на сливочном масле, а не на маргарине, и на коричневом сахаре она не экономит. Всё свежее, никаких консервов. Таков её девиз. Коричневая фасоль, кукурузный хлеб – это не для моей дочери, любит говорить она соседям, – и никаких детей, пока не закончит колледж. Её дочь никогда не будет есть тушеные одуванчики, мясо аллигатора, гремучей змеи, кормовую капусту. Не будет есть сома, и карпа, и другую рыбу, где надо вырезать красное мясо, пахнущее илом, и всегда будет после ужина десерт, пусть самый немудрящий. Каждый вечер перед ужином она зажигает две свечки, ставит их посередине стола и отступает, любуясь картиной. Красиво, говорит она Джону и дочери. Придают вечеру особый уют, даже в среду. И при этом свете не видна красная шишечка – назревающий прыщ на подбородке, и зуб со сколом – после падения в пятнадцать лет, и постоянно обкусываемые заусеницы.

Когда я была маленькой, говорит она дочери, что угодно отдала бы за дом с ковром, ванной, в которой можно лежать во весь рост, и с пианино, которое купила мама, лизнув и наклеив четыреста пятьдесят шесть тысяч зеленых марок S&H [18]. Твой папа и я, мы в наших семьях первые за пять поколений смогли обзавестись собственным домом. Но когда-нибудь у тебя будет дом лучше этого. Ты выучишься в колледже и купишь дом еще больше этого, со вторым этажом и множеством окон, и будешь смотреть из них, как живет вокруг тебя мир.