Элизабет Уэтмор - Валентайн

Дела идут хорошо, детка. А как там Питер и Лили?

Они выдуманные. А Джесси – настоящий человек.

Хм-м. Корина отодвигает волосы от глаз девочки. Приходи завтра, подстрижем тебе челку.

Дебра Энн уходит с палаткой по улице, в свободной руке держа бутерброд с маслом и сахаром, а Корина наливает себе стакан пахты и делает сэндвич с яичницей, поглядывая на экран телевизора, вполуха слушая новости. Джимми Картер, утечка газа, нефть дорожает, говядина дешевеет, ни слова о Глории Рамирес и о суде, до которого осталось меньше месяца, – зато новый ужас. Ведущий подключает репортера на нефтяном участке под Абилином. Обнаружен труп местной жительницы, четвертый за последние два года. Вот что несет городу нефтяной бум, жаловалась Корина мужу. Съезжаются отъявленные психопаты. А если верить прогнозам, бум еще только начинается. Она выключает телевизор и выходит, чтобы передвинуть разбрызгиватель.

Лето выдалось сухое, как порох. Корина утром включает разбрызгиватели и постепенно перемещает их по двору. В середине дня она съедает сэндвич, пьет чай со льдом и виски, потом едет в «Страйк-ит-рич» за сигаретами. Несколько недель назад она загнала пикап Поттера в гараж навсегда. Влезать в кабину и вылезать – пытка для её коленей. В нем нет приемника, нет темно-красного плюша, которым обит её «Линкольн», нет ощущения, будто плывешь по Восьмой улице на яхте. Иногда она ставит в гнездо стакан с чем-нибудь приятным и ездит по городу с открытыми окнами, сердито переглядываясь с дальнобойщиками и шоферами трейлеров, которые мешают ей сменить полосу. Пусть противна ей нефть, но она обожает эту жару и землю, её скудную красоту и неумолимое солнце. Это чувство она разделяла с бабушкой и так же любила выпить за ужином кофе с шоколадным пончиком.

И еще одно обыкновение у Корины: каждый вечер в десятом часу, когда стемнеет, она садится в пикап Поттера за закрытыми воротами гаража, с ключом в зажигании. Час или дольше она сидит так, жалея, что не хватает ей решимости. Потом возвращается в дом, оставив ключ в зажигании, наливает себе еще, закуривает и выходит на веранду. Пять месяцев как ушел Поттер – до чего же отвратное слово – ушел – как будто забрел далековато в пустыню и сейчас спохватится, повернет назад, вернется к ней.

Алиса звонит каждое воскресенье, всё собирается приехать, проведать её. Хочет, чтобы Корина подумала о переезде на Аляску. Я ужасно беспокоюсь о тебе, говорит она матери в конце июля.

Если перееду на Аляску, на мои-то похороны придешь?

Мама, как ты можешь так говорить? Ты не представляешь себе, каково мне тут.

Но Корина не хочет длить этот разговор – глядишь, так на годы растянется. Наверное, не представляю. Пока, моя милая.

Каждый август, почти тридцать лет, преподавая английский в душном классе сыновьям фермеров, девушкам из группы поддержки, неотесанным задавалам, пахнущим лосьоном после бритья, Корина находила в осеннем списке, по крайней мере, одного какого-нибудь нескладёху и мечтателя. В хороший год таких бывало и два, и три – чудаков, отщепенцев, виолончелистов, гениев, прыщавых валторнистов, поэтов, астматиков, лишенных радостей футбола; девушек, не научившихся скрывать свой ум. Истории спасают жизнь, говорила таким Корина. А остальным говорила: вас разбужу, когда закончим.

Пока маленький вентилятор и тюремного размера окошко, открываемое по утрам, героически трудились, выгоняя запах пота, жвачки и злобности, Корина обводила взглядом класс, оценивая настроение своих разнообразных пленников. Неизбежно какой-нибудь мелкий засранец надувал жвачку, или рыгал, или пукал, но один из ребят, или двое, или трое запоминали её слова навсегда. Они заканчивали школу, уезжали к чертям из Доджа [20] Додж-Сити – город в Канзасе, место действия многих вестернов. Отсюда реплика: «Убирайся к чертям из Доджа». и слали ей письма из Техасского университета, или из Технологического, или из армии, а один – даже из Индии. И по большей части Корине-учительнице этого было достаточно. Когда я говорю «истории», объясняла она этим грешным душам, я имею в виду еще и стихи, и гимны, и пение птиц, и шум ветра в деревьях. И крики погони, и зов, и отклик, и тишину между ними. Я имею в виду память. Так что держитесь за это, когда вас кто-то будет лупить после школы.

Истории могут спасти вам жизнь. В это Корина верит и сейчас, хотя с тех пор, как Поттер умер, не может сосредоточиться на книге. И память блуждает – иногда ветерок над безлесной равниной, иногда смерч поздней весны. Вечерами она сидит на веранде, и эти истории чуть-чуть продлевают ей жизнь.

В жизни Корины было много месяцев и лет таких непримечательных или неприятных, что почти ничем не запомнились. Она не помнит, например, рождения дочери зимой 1946 года и почти ничего о первом месяце после этого, зато помнит до мелочей 25 сентября 1945-го, когда вернулся из Японии Поттер, невредимый, если не считать ночных кошмаров и отвращения к полетам. Трех лет в кабине B-29 хватило по горло, сказал он Корине, отныне ноги моей не будет в самолете. Пять месяцев, как Поттер умер, но голос его отчетлив в ушах Корины, как удар грома.

Он дома на трехдневной побывке, и в первый раз они сошлись на заднем сиденье машины её отца. Сидят лицом друг к другу, испачканные кровью, улыбаются, и больно черт знает как. Это было ужасно, говорит Корина. Поттер смеется и обещает, что в следующий раз будет лучше. Целует её в веснушчатое плечо и запел: «Как мне радостно думать о большой пестрой птице… и знать, что записан в её священной книге» [21].

Корине десять лет, сидит в первом ряду на похоронах бабушки. Отец так плачет, что не может сказать надгробное слово, и вместо него говорит священник. Только тут она осознает весь ужас их потери.

Ей одиннадцать, и впервые она присутствует при рождении теленка: шаткие ножки, жалобный плач – и она думает, с какой радостью наблюдала бы это бабушка.

Ей двенадцать, папа приходит с буровой без двух пальцев и с бутылкой самогона. Не плачь, малышка, говорит он ей. Да они мне не нужны, эти два пальца. Вот если бы без этих двух – он показывает другую руку и шевелит пальцами – и оба закатываются смехом. Но она помнит, что сказала бабушка, когда они впервые увидели нефтяную вышку. Помоги нам всем, Господи.

Ей двадцать восемь лет, звонит бригадир и говорит, что был взрыв на стэнтонской скважине. Она едет в больницу со спящей рядом Алисой, думая, что Поттер уже мертв, и не представляя себе, как сможет дальше жить без него. Но вот он – сидит в постели с дурацкой ухмылкой на лице. Лицо и шея в уродливых ожогах. Милая, говорит он, я свалился с платформы перед самым взрывом. И улыбка гаснет. Не всем так повезло.