Игорь Додонов - «Чёрная мифология». К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войн

После этого нарком обороны и произнес столь «полюбившуюся» «демократическим правдоискателям» фразу:

«Что это значит? А то, что за лошадь, её сохранение и воспроизводство надо взяться по-настоящему. Необходимо, прежде всего, раз и навсегда покончить с вредительскими «теориями» о замене лошади машиной, об отмирании лошади. Необходимо раз и навсегда покончить с обезличкой в использовании коня. На местах, в передовых колхозах, в МТС накоплено немало ценного опыта, который Наркомзему не мешало бы учесть, обобщить и распространить по всей стране» [63; 94].

Вот такого рода «правдой» «кормят» нас на протяжении более двух десятилетий господа «демократы».

что произошло это гораздо раньше, ибо он призывал, по сути, к возрождению того, что уже раньше у нас было, но к концу 1939 года, в значительной степени, перестало существовать.

Как справедливо замечает белорусский историк А.К. Соловьев, руководство страны исходило из того, «что основная масса руководителей партизанского движения при необходимости может готовиться в начале войны. На этот же период откладывались и основные мероприятия по организации партизанских штабов, и непосредственный подбор и формирование ими партизанских групп и отрядов, в том числе подразделений специального назначения органов госбезопасности» [26; 329]. Другими словами, считалось, что при неблагоприятном развитии ситуации время на проведение оргмероприятий для развёртывания партизанских действий у нас будет.

Наконец, обратимся к тезису Резуна о совершенстве и эффективности системы партизанской войны, созданной в конце 20-х – середине 30-х годов, в обеспечении обороноспособности СССР. Мы не будем спорить с тем, что эта система была бы чрезвычайно эффективна, рассчитывай Советский Союз вести войну посредством пассивной обороны. Однако, как мы убедились, предвоенные советские планы предусматривали активную оборону, т.е. вторгшийся враг отбрасывался от наших границ, а дальше Красная Армия, наступая, громила противника на его собственной территории. Для такого сценария развития событий партизаны, и впрямь, не нужны. Диверсанты – другое дело. Но всё это не говорит о желании развязать агрессию самому.

Если же обратиться конкретно к реалиям 1941 года, то мобилизационные и оперативные планы действий партизанских формирований, разработанные в начале 30-х годов, к этому времени безнадежно устарели. «Когда в 1941 году мы с участием С. Ваупшасова, Н. Прокопюка, К.Орловского проанализировали эти планы, то оказалось, что они были совершенно неадекватными обстановке, которая сложилась к тому времени» , – вспоминал впоследствии П.А. Судоплатов [26; 340-341].

Главное, что необходимо учесть – перенос на запад советских границ. Бывшие приграничные территории, где готовилась основная масса рядовых партизанских кадров, создавались тайные базы и схроны с оружием, боеприпасами, продовольствием и медикаментами, оказались довольно глубоким тылом. Видимо, именно этим и объясняется ликвидация баз и схронов, о которой писал в своих воспоминаниях И.Г. Старинов [82; 108]. Ни командованию РККА, ни политическим лидерам страны и в страшном сне не могло привидеться, что немцы довольно быстро достигнуть территорий, расположенных за сотни километров от новой границы. Держать тайные базы и схроны с оружием и прочим имуществом в, казалось бы, глубоком тылу смысла не имело.

Мероприятия по организации партизанского движения на новых советских территориях не проводились не только потому, что руководство страны считало их ненужными, но и потому, что проводить их там было практически невозможно. Причина та же, по которой работы по линии «Д» не велись на территории Советской России до второй половины 20-х годов: довольно широкое развитие политического бандитизма. В таких условиях создавать партизанские отряды и строить тайные базы и склады попросту нельзя.

Какие из всего вышесказанного можно сделать выводы?

1) В конце 20-х – 30-х годах партизанские кадры готовили не только для действий на собственной территории, но и для использования на территории противника. Следовательно, свёртывание работы по линии «Д» не было связано с агрессивными намерениями советского руководства. При наличии таковых намерений, эту работу, наоборот, надо было продолжать.

2) Свёртывание подготовки партизанской войны началось не осенью 1939 года, как утверждает Резун, а уже в 1934 году, задолго до начала Второй мировой войны. Произошло это по причине укрепления Красной Армии, повышения её боеспособности. Вместе с тем, об отказе от использования партизанских и диверсионных методов не было и речи. В структуре органов госбезопасности и военной разведки вплоть до начала войны продолжали функционировать диверсионные отделы, занимавшиеся подготовкой личного состава к партизанским действиям.

3) Отток кадров, занимавшихся в ОГПУ-НКВД и ГРУ работой по линии «Д» также начался не в 1939 году, а синхронно со свертыванием деятельности по подготовке партизанской войны, что вполне естественно. К началу Второй мировой войны этот отток имел уже «богатую», «нескольколетнюю» «историю». Никакого целенаправленного «трудоустройства» партизан-диверсантов в ударные формирования не было (ВДВ, Осназ НКВД, диверсионные группы на границе с Германией и ее союзниками). Список непрофильных специальностей, которыми пришлось заниматься бывшим партизанско-диверсионным кадрам, был многообразен. Это и деятельность во внешней разведке, и работа в системе ГУЛАГа, и служба в военных академиях и частях РККА (совершенно не по профилю), даже занятие тех или иных должностей в гражданских наркоматах и учреждениях. Часть «кадровых» работников по линии «Д» подверглась репрессиям. Что касается рядовых партизан, прошедших обучение в спецшколах, и мирно занимавшихся своей основной деятельностью, то их попросту перестали использовать, т.е. привлекать на сборы, учения, курсы переподготовки.

4) К 1941 годы мобилизационные и оперативные планы действий партизанских подразделений, составленные в первой половине 30-х годов, устарели. Главная причина – сдвиг на запад границы СССР. Поэтому говорить о совершенстве защиты западных рубежей страны посредством партизанских действий применительно к 1941 году неправомерно.

Как видим, все тезисы Резуна при ближайшем рассмотрении оказываются несостоятельны.

* * *

Аргумент седьмой.Сталин в секретной речи перед выпускниками военных академий, произнесенной 5 мая 1941 года, говорил о войне с Германией.

Считать этот аргумент Резуна серьезным никак нельзя. Но мы рассмотрим его, чтобы показать, до какого абсурда договаривается Резун, желая доказать свою надуманную теорию. Что же он пишет о речи Сталина перед выпускниками военных академий?