Элисон Уэйр - Королева секретов. Роман об Анне Клевской

В ходе судебных слушаний по поводу аннулирования брака Генрих делал противоречивые заявления относительно того, была ли Анна девственницей в их брачную ночь. В одном он утверждал: «Я никогда ради любви к женщине не соглашался жениться, даже, если она приносила с собой девственность [выделено автором], забирал ее истинным плотским соитием». Но он также говорил, что Анна пришла к нему девой. Это спасло ее от любых обследований, и она избежала обнаружения у себя отсутствия — если таковое имело место — девственности, что, в свою очередь, могло бы скомпрометировать короля.

Сама Анна утверждала, что отдала себя одному мужчине и останется его супругой до горькой кончины. Она согласилась на аннулирование брака, «признав целостность своего тела, состояние [которого] осталось неприкосновенным от любого акта плотского познания». Трудно представить Анну, особенно учитывая сложившиеся обстоятельства, признающейся в том, что она пришла к Генриху, будучи лишенной девичества. В акте парламента, объявлявшем о расторжении брака короля, говорилось: «Леди Анна открыто признала, что остается не познанной плотски телом короля». Было ли это утверждение безоговорочным? Вскоре после этого Анна говорила советникам, что «будет отстаивать истину в том, что касается целостности и чистоты ее тела». Своему брату она сообщала, что ее тело «сохранило чистоту, которую я принесла в это королевство». В обоих случаях она, вероятно, говорила чистую правду.

Однако существует и саркастическое мнение реформистов: «А что до ответа архиепископа Кентерберийского и других епископов на письмо короля с приказанием разобраться в деле, в котором они заключили, что Анна Клевская остается девой, то это действительно очень похоже на правду!» Реформисты с трудом могли поверить, что Генрих не лишил ее девственности, и, вероятно, в то, что она была девственницей в любом случае.

Биограф Генриха VIII, писавший о нем в XVII веке, лорд Херберт, загадочно намекает на некие «тайные причины», которые могли быть использованы для доказательства несостоятельности брака, но никогда не предъявлялись открыто, и добавляет, что «король без большой необходимости не стал бы раскрывать [их], так как они касались чести леди». Могли ли эти тайные причины быть связаны с часто упоминаемыми сомнениями Генриха в непорочности Анны? Не вызывает больших сомнений, что, если бы она воспротивилась разводу, он использовал бы против нее эти «тайные причины».

В течение шестнадцати месяцев, пока велось дело об аннулировании брака, Анна снискала себе некую репутацию. В декабре 1541 года Шапюи сообщал о своем разговоре с сэром Уильямом Паджетом насчет поведения Анны и витающих вокруг нее слухов. Казалось, в Лондоне и Нижних Землях широко известно о ее пристрастии к вину и прочим излишествам. Может быть, вновь обретенная свобода, как вино, ударила ей в голову?

Необычный эпизод, случившийся в декабре 1541 года, стал основой для другой сюжетной линии романа. Речь идет о моменте, когда советники сообщили королю, что они «расследовали новое дело, а именно: что леди Анна Клевская будто бы родила хорошенького мальчика, и чей он может быть, кроме как его величества короля, и зачат-де [в январе], когда она была в Хэмптон-Корте, что есть презреннейшая из клевет». Ребенок якобы появился на свет в сентябре. Шапюи говорит, что слухи об этом циркулировали весьма широко.

Происходившее достаточно точно и подробно описано в романе. Король был сильно заинтересован в том, чтобы раскрыть, есть ли у этих сплетен какие-нибудь реальные основания. Трудно поверить, что на пике своего увлечения Кэтрин Говард он спал с Анной. Скорее, ему хотелось узнать, не совершила ли Анна проступка, который позволит ему освободиться от финансовых обязательств по отношению к ней. Длительность расследования, предпринятого Тайным советом, показывает, как серьезно к нему относились. Клевета на короля считалась изменой, так же как утверждения, что его брак с Анной законен, чем можно объяснить очевидный заговор молчания, с которым столкнулись проводившие расследование лорды.

Слухи, очевидно, исходили из двух источников, и отказ Фрэнсис Лилгрейв назвать свой говорит либо о том, что она сама все выдумала, либо о том, что она кого-то покрывала. Учитывая нежелание Джейн Рэтси разглашать известные ей факты, вероятно, верно последнее, или же источники, которые женщины могли назвать, привели бы дознавателей прямиком к Анне.

Хотя почти все современные исследователи настаивают, что Анна не рожала ребенка, вероятность этого тем не менее не исключена полностью, хотя, разумеется, это не был ребенок короля. Перемещения Анны, начиная с ранней весны, не задокументированы, и она, похоже, тихо и мирно прожила целый год в деревне. С помощью своих дам Анна могла скрыть беременность и роды от остальных придворных.

Можно, конечно, интерпретировать эти источники иначе и заключить, что Анна стала жертвой злостной клеветы. Но слухи исходили из источника, близкого к ней, о чем не стоит забывать.

Была ли Анна такой невинной, какой предстает перед нами в беседе с леди Ратленд, леди Рочфорд и леди Эдгкумбе (а она передана в романе почти дословно)? Разговор был странный, особенно если учесть, что в следующем месяце камергер Анны, лорд Ратленд, не мог понять свою госпожу, потому что та еще недостаточно хорошо владела английским. И тем не менее в упомянутой беседе с дамами Анна объясняется по-английски с безупречной ясностью. Вероятно, она прибегла к помощи переводчика или слова в ее уста вложили сами дамы. Очевидно, они были убеждены, что ее брак остался не доведенным до конца; и, вероятно, получили формальные инструкции вынудить Анну к признанию этого, что дало бы основания для развода, ведь этот разговор приводится в показаниях, данных в поддержку расторжения брака.

Но была ли Анна такой невинной, какой себя изобразила? Ее слова, если она вообще их произносила, могли содержать в себе иронию. Кажется невероятным, что она могла дожить до двадцати четырех лет и ничего не знать о сексе. Она выросла при дворе, полном незаконных детей своего деда. Даже если сама Анна никогда о таких вещах не задумывалась и не задавала неудобных вопросов, а ее мать пренебрегла обязанностью сообщить дочери о том, что происходит в супружеской постели, картинки, вырезанные на спинке брачного ложа, которые Анна не могла не видеть, были достаточно откровенными и ясными. То, как Генрих ощупал ее тело в первую брачную ночь, его попытки осуществить на деле их супружество и, самое главное, без конца повторяемые слова о ее долге родить детей королю не могли не подсказать Анне, что в постели между мужем и женой происходит нечто большее, чем поцелуи.