Элисон Уэйр - Королева секретов. Роман об Анне Клевской

— Мадам, король выиграл в главном споре и не станет печься о том, что в сравнении с его важнейшим приобретением просто блажь.

— Я в прекрасном расположении духа. Можете так и передать. — Анна улыбнулась.

От Вильгельма пришло новое письмо, написанное им собственноручно. Верная своему слову, Анна отправила послание брата королю, который быстро вернул его. Она ответила Вильгельму:

Я всем довольна и хочу, чтобы вы и моя матушка знали это.

В тот же день к Анне в кабинет пришел ее эконом Джаспер Хорси и сообщил: по распоряжению короля из Хэмптон-Корта прискакал верхом служитель Королевской гардеробной и передал ему, что в ее новые резиденции перевезли кровати и мебель из хранилища Короны.

— Служитель сказал, он сам и его помощник четыре дня разбирались с тем, что необходимо забрать из дома графа Эссекса на территории монастыря августинцев в Лондоне, Королевской гардеробной в лондонском Тауэре и Вестминстерского аббатства.

Спасибо Генриху, что не лишал ее своих щедрот, однако Анна ужаснулась тому, что некоторые вещи, которые составят обстановку ее жилищ, были конфискованной собственностью Кромвеля, томившегося в Тауэре в ожидании исполнения смертного приговора. Она легко могла бы разделить его участь, если бы осмелилась перечить королю.

Анна удивлялась, почему Кромвеля до сих пор не казнили? Возможно ли, что Генрих решил заменить ему наказание на тюремное заключение? Она горячо на это надеялась. Ей была ненавистна мысль, что этот умнейший человек и блистательный министр претерпит смерть, уготованную изменникам. Не так давно Маргарет Дуглас описала Анне ужасные подробности казни, и они обе содрогнулись от страха и отвращения. Кроме того, Анна чувствовала, что некоторым образом связана с Кромвелем из-за своего брака. Она не хотела пользоваться его мебелью. Выгадать на его несчастье — это казалось ей низостью. Вещи бывшего графа Эссекса останутся вечным напоминанием о его падении, и Анна поклялась, что отправит их в чулан.

Во время следующего своего визита доктор Харст сообщил Анне, что, распустив парламент на летние каникулы, король покинул Уайтхолл и с небольшой свитой перебрался во дворец Отлендс.

— Это меньше чем в десяти милях отсюда, — сказал посол, когда они шли по посыпанной гравием дорожке, тянувшейся вдоль берега Темзы.

— Вы думаете, он заедет ко мне?

— Я не знаю, мадам. — Харст помолчал. — Я принес и печальные вести. Сегодня утром Кромвеля обезглавили на Тауэрском холме. Я был там.

Рука Анны подлетела ко рту.

— Нет! Я думала, король сохранит ему жизнь. О, он будет жалеть об этом, я уверена, мало у кого из правителей был такой способный и преданный министр.

— Или сделавший его таким богатым!

— Он сильно мучился?

Харст на мгновение замялся.

— Король милостиво заменил ему казнь, положенную изменникам, на усекновение головы, но палачом был какой-то молодой оборванец, просто мясник, он не знал, как взяться за дело. Да, думаю, Кромвель немного помучился.

Анну передернуло.

— Боюсь, он пострадал из-за моего брака. Я чувствую себя в каком-то смысле ответственной за его смерть. Доктор Харст, я не сумела вызвать у супруга любовь к себе! Мне недостает искусства, которым владеют другие женщины. Я пыталась быть преданной и любящей, и, думаю, король начал немного любить меня, но момент был упущен. Если бы Кэтрин Говард не попалась ему на глаза, Кромвель, вероятно, и сейчас был бы с нами.

— Кто может судить, откуда берутся привязанности, мадам? Король хочет иметь жену, которую сможет полюбить. Во время переговоров о браке на этом много раз заостряли внимание, помните, как он хотел непременно увидеть ваш портрет. Вы сами наверняка заметили, что это желание пересиливало все прочие соображения. А значит, организовывать этот брак было просто опасно. Кромвель полагал, что после заключения брачного союза вся Германия ради вас возьмется оказывать помощь Англии. А получилось, что этот брак разрушил его самого.

— Так и есть. Бедняга. Этот брак едва не разрушил и мою жизнь.

Они помолчали, глядя на проплывающие по Темзе лодки. Анна перевела взгляд на простиравшиеся за рекой поля.

— Католики при дворе, разумеется, торжествуют, — снова заговорил Харст. — Падение Кромвеля знаменует их победу. Реформаторы вынуждены будут затаиться. Помяните мое слово, скоро вы увидите, как король с доселе невиданным пылом поддерживает религиозную ортодоксию. Мистер Барнс, который помогал вести переговоры о вашем браке, известный протестант, приговорен к сожжению на Смитфилде как еретик, казнь состоится через два дня. Это мрачное указание на то, в какую сторону дует ветер.

Анна никогда не разговаривала с мистером Барнсом, но однажды видела его в Дюссельдорфе и была поражена напряженностью его взгляда. Она легко могла поверить, что этот человек был фанатично предан лютеранской вере. Иначе и быть не могло, раз он не отступился от нее перед лицом лютой смерти.

Харст продолжал:

— Думаю, король никогда больше не станет целиком полагаться на министра, как он полагался на Кромвеля, а до него — на кардинала Уолси. Здесь не осталось государственных мужей равного с ними достоинства.

— Но влияние Норфолка очень велико, а если король женится на его племяннице, станет еще больше.

— Норфолк не Кромвель. Он солдафон по натуре и честолюбец, радеющий за свое семейство. Король это знает. Нет, мы не увидим больше ни одного человека, который поднимется на такие высоты, как эти двое, которые уже не с нами. За верховенство при дворе будут бороться фракции, помяните мое слово.

Анна пошла дальше, размышляя, что, вероятно, Харст прав. Ну что же, к счастью, она теперь не имеет к этому никакого отношения.

Посол догнал ее.

— Чтобы сменить тему, мадам… Сегодня я узнал, что Ганс Гольбейн лишился королевских милостей. Утром он оказался рядом со мной на Тауэрском холме, так как Кромвель был его покровителем и, я подозреваю, другом тоже. Художник жаловался, что больше не получает заказов от короля.

— Все оттого, что он написал портрет, который заставил короля поверить в мою красоту, — печально проговорила Анна. — Доктор Уоттон считал, что сходство было хорошее.

— Я его не видел, мадам, но мне и не нужно. Утверждая, что вы милая леди, я говорю как друг; и этого нельзя отрицать. Ваша красота исходит изнутри, она освещает черты лица. И другие люди, я знаю, видели в вас это. Король, наверное, тоже это поймет, запоздало. Думаю, он заметил ваш внутренний свет, но был ослеплен страстью к другой женщине.

Никогда еще ученый доктор Харст не говорил с ней так фамильярно.

— Вы очень добры, но смущаете меня, — сказала ему Анна, чувствуя, что краснеет.

— Моя работа — говорить правду! — дружелюбным тоном возразил посол.