Олег Велесов - Лебедь Белая

Бились мы молча: ни выкриков боевых, ни зубовного скрежета. Однако возню нашу услышали. Селяне похватали колья и бросились к нам. То же и ребятишки. Выскочили из воды и, как были без одёжи, кинулись вверх к воротам поднимать охрану. Стало быть, опять прибежит свора смердов с рогатинами с Ершом во главе. Надо бы закончить драку до того, как весь этот теятер появится. Я малость пригнулся, замахнулся обманно и бросил вперёд правый кулак. И опять в пустоту! Да что ж ты…

Наворопник предугадывал всё, что я хотел сделать, словно каждую мою уловку знал наперёд. Это не Белорыбица, который как лесной тур сам на мой кулак напоролся. Я почувствовал, что задыхаюсь, по щекам покатился пот. Противник мой тоже устал, и начал припадать на левую ногу, словно заболела старая рана. Он и без того двигался не быстро, а тут вовсе едва не остановился. И тогда я стал дожимать его. Снова сделал обманный замах, ударил и, наконец, попал. Не сильно, но он покачнулся, припал на колено. Широким шагом я сблизился с ним, нырнул за спину, обхватил шею и сжал.

Какое-то время он держался, не хотел сдаваться, потом замолотил меня по локтю и прохрипел сдавлено:

– Ну, будет, будет тебе, Гореслав… Будет! Отпусти! Осилил старика.

Я отпустил, а он засмеялся, сдёрнул с головы личину, и по спине моей покатились мурашки: Малюта.

13

Подумала и растерялась: неужто так просто? Ещё вчера я ничего такого не сказала бы, а тут – бац! – как снежная глыба зимой с крыши, и сразу теплота в животе, и вся душа мягкая-мягкая. Любовь. Бабка говорила, что когда-нибудь со мной это тоже случится. Ни один человек не сумел любви избежать, как бы долго он от неё не бегал и не сопротивлялся. Вот и меня Лада подловила, прижала к стеночке.

Ах, как петь-то хочется… Иные девки на посиделках как затянут жалобно, так смех разбирает: что вы, дурищи, голосите? А ныне сама затянуть пробую. Но только не жалобно, а радостное, такое, чтоб если и слёзы – то светлые, Ладой благословенные. От таких слёз огонь в животе ещё сильнее разгорается.

Я размечталась: пришлёт Милонег сватов – и будет у нас всё по-человечески. Свадебку сыграем, избу поставим, корову купим, кур заведём, детишек. Первым сын непременно будет. Всем мужам почему-то первым сына подавай, а иначе едва от тоски не помирают. Но это всё притворство. У моего батюшки семь девок народилось, и ничего, жив. Доволен даже, внуков нянчит.

Но Милонегу вначале сына подарю, чтоб умирающего из себя не строил. Жалко мне его. А потом доченьку, помощницу себе. А потом как Лада рассудит. И будет у нас изба полная ребятишек, а у ворот крепкая сторожа встанет и Добрыня, чтоб никто наше счастье украсть не смог!

Три дня я так мечтала, а потом начала беспокоиться: Милонег сватов не слал. Я подождала ещё день, но никто от него с подарками да с гостинцами не спешил. И я расстроилась. Нет, не расстроилась – растерялась. Так со мной ещё не поступали. Это я могу иных отвергать, а меня отвергать не смей! Душа затвердела, в глазах полыхнули молнии и я пошла искать правды. Первым на моём пути встретился Добрыня. Он устанавливал возле кухни свои порядки, гоняя от дверей местную пёсью свору, и те остерегались подходить близко. Я ткнула в него пальцем и гневно сказала:

– Иди за мной!

Ослушаться Добрыня не посмел.

На урочной площадке упражнялись отроки. Несколько гридей старшего возраста показывали молодой поросли воинские уловки для безоружной руки. При моём появлении гриди вежливо поклонились. Я уже столько хворей и ран старых их излечила, что кланяться мне они зазорным не считали. Один спросил, нужна ли помощь, я отрицательно мотнула головой. Я искала Милонега. Среди них его не было, не было его и среди воротных сторожей. Я посунулась к конюшне. Княжий воевода очень любил своего красавца-жеребца и часто навещал его. Может и сейчас там?

Нет. Чёрный жеребец со скучающим видом тыкался губами в ясли, жевал лениво овёс. Я спросила конюшего, видел ли он воеводу, тот оглянулся испуганно и развёл руками.

Из тёмного угла, куда конюхи сено сносили, донёсся приглушенный смех и следом шёпот, как будто мыши копошатся. Добрыня навострил уши, а я налилась любопытством. Кто там? Сделала шаг, ещё один. Смех стал громче, шёпот явственней. Голоса показались знакомыми. Один – молоденькой портомойни, второй… Оставшиеся шагов двадцать я не прошла, а пробежала, и вот вам правда: Милонег валял на сене чернавку и целовал в шею. Та обнимала его за плечи, шептала что-то скабрёзное, и оба смеялись.

Вот тебе и корова с курами! В первое мгновение я подумала, что лучше бы сидела у себя в амбаре и травы варила. Забот не меряно, а я по конюшням шляюсь. А потом душу словно водой холодной окатили, и сразу стало легко и привольно. Я усмехнулась, а Добрыня зевнул.

Первой меня увидела чернавка. Она выкатила глаза и всхлипнула. Милонег начал было шептать ей в ухо: милая, милая… Но милая глаз обратно не закатывала, и тогда он проследил её взгляд и тоже меня увидел. Ох, как он побледнел! Даже в темноте стало заметно, как лицо его сбросило краску и вытянулось. Милая с пыхтением выбралась из под него и сиганула к выходу, едва не запутавшись в подоле, а он сел, положил руки на колени и сглотнул.

– Ты чего?

Сколько же сил ему стоило выдавить это из себя. А я ответила просто:

– Ничего. Сена хотела взять для запарки, да вижу, негодное оно. В другом месте поищу.

Развернулась и пошла. Он подпрыгнул, побежал за мной, схватил за руку.

– Погоди, Славушка…

Так меня ещё никто не называл. Красиво. Умеет этот бес девкам ум запорошить. Но в душе у меня уже всё улеглось. Не надобен он мне. Не мой он, не о нём я мечтаю. А он, видимо, только сейчас соображать что-то начал. Заговорил о Ладе, о Леле, о глупости своей – опять красиво, но обо всё этом ему раньше надо было думать. Как хорошо, что искать я его пошла, а то сидела бы дура дурой и считала его самым лучшим.

– Славушка… Не думай дурного, бес вселился…

– Да он из тебя и не выселялся. Как прижил ты его, когда кошек за хвосты дёргал, так и живёте по сию пору вместе.

Я вытянула руку из его вспотевшей ладони.

– Да ты ещё пожалеешь! – зарычал он в бешенства. – Ты ещё пожалеешь! Знаешь, кто я? Знаешь? Думаешь, воевода обычный? Дудки! Я сын княжий! Батюшка мой сам Благояр Вышезарович, и минет время, я всем здесь править буду. И тобой буду! Слышишь?

Конечно, я слышала, только не остановилась и не обернулась. Зачем? Ну, княжёныч, ну, будет, и что? Радимичи северянам соседи, а не холопы. Вернусь к себе на Сож, выйду замуж за какого-нибудь своего прежнего воздыхателя, да хоть за Вторку из Снегирей, и думать забуду об этом любителе портомоек. А сунется ко мне, так у наших мужей мечи ещё не затупились. Это Гореславу повезло, врасплох взял, второй раз такое не пройдёт.