Екатерина Франк - Под флагом цвета крови и свободы

– Джон Рэдфорд? – поочередно настороженно рассматривая их обоих, вставил Алигьери. Флинт шумно хлопнул ладонью по столу:

– Точно, он! И еще один, третий – мальчишка–французик, лет на пять помладше, вечно таскался за ними по пятам да вертел хвостом, что твой угорь – поганый такой парень, я тогда все надеялся, что он подохнет на очередном рейде, ан нет! Втроем они от меня ушли, помню.

– Кристофер Рапье, – глухо подсказала Эрнеста. – Он тоже умер.

– Вот как, – без особого сожаления или удивления пожал плечами старый пират, снова потянувшись к бутылке. – Твой отец убил? Он всегда его недолюбливал.

– Нет. Это был капитан Рэдфорд, – глядя в пустоту остановившимся тяжелым взглядом, произнесла Морено почти шепотом. Того, как почти одинаково удивленно нахмурились Билл и Винченсо, она предпочла не заметить – слава Богу, никто из них не стал оспаривать достоверность ее слов. Флинт казался удивленным:

– Джонни?.. И зачем же ему это понадобилось?

– Рапье предал его, а капитан Рэдфорд не из тех, кто прощает предательства, – молясь, чтобы тот удовлетворился этим простым объяснением, сдержанно ответила Эрнеста. Слава Богу, Флинт, невзирая на его буйство, был уже достаточно пьян, чтобы поверить ей на слово; быть может, ему, знавшему в молодости и ее отца, и его бывших друзей, подобный исход вовсе не казался удивительным.

– Не прощает предательства, говоришь? Да уж, это точно тот Джонни, которого я знал! – одобрительно, будто услышав какой-то веселый анекдот, расхохотался хозяин «Моржа». – Всегда был таким, настоящим пиратом! Выпьем же за них обоих – за твоего отца, который променял нашу жизнь на пыльное семейное гнездышко, и за поганца Кристофера, который довертелся наконец до своей пули в башку, или как там Джонни его порешил! Да, славных парней мы с тобой воспитали, Томас, – неожиданно с довольной ухмылкой прибавил он, отсалютовав бутылкой в сторону еще одного стакана, стоявшего на углу стола. Эрнеста машинально повернула голову, хотя была полностью уверена в том, что в каюте никого не было, кроме них четверых – так, в сущности, и оказалось: перехватив растерянный взгляд Винченсо и удивленный – Билла, Морено осознала, что видит перед собой действительно лишь голую стену. Никакой тени, никакого предмета даже, которые могли бы быть приняты за очертания человеческой фигуры, не было на ней; однако капитан Флинт между тем продолжал, как ни в чем не бывало:

– Славные денечки тогда были, а, Томас? Все ж за компанию пить куда как приятнее – вот как бы иначе мы с тобой про ребят наших узнали… Теперь уж таких нет, – в грубом, хриплом голосе его вдруг отчетливо послышалась тоска, какая бывает в волчьем вое больного вожака, покинутого стаей. – Теперь Сильвер там всем верховодит. Знаю, знаю, что он задумал… Думает, легко обдурить старого Флинта. Ему ведь немного надо – кинуть кость да кровушкой человечьей разбавить раз–два в месяц, и довольно. И вас он мне, как эту кость, кинул, – на мгновение глаза его стали почти трезвыми, и он сразу же жадно отхлебнул из наполовину опустевшей бутылки; трое молодых пиратов, так и не притронувшихся к своему рому, застыли перед ним неподвижно, боясь шелохнуться. Наконец Алигьери нарушил тягостное молчание:

– Если вы так хорошо это понимаете, то отпустите нас, сэр. Наша смерть ничем вам не поможет…

– Или хотя бы команду, – торопливо поддержал его Билл. Эрнеста молчала, не сводя глаз с медленно наливавшегося кровью лица капитана – тот внезапно с такой силой грянул бутылкой по столу, что по ее боку пробежала сразу же налившаяся темным янтарем слеза:

– А ну молчать! Уйдете, когда я скажу. Не скажу – значит, никогда не уйдете. Знаю, на что Сильвер рассчитывает – что я спьяну разболтаю, где деньги, а вы ему потом все и выложите, чтобы только вернуться на ваше вшивое корыто! Оттого и не пьете вместе со мной… – опустошенный собственным гневом, он понурил голову и положил локти на стол, словно собирался так и уснуть в этой не слишком удобной позе: – Знаю, знаю… Все меня покинули. Все либо боятся, либо так и ждут, чтобы ослаб. Разорвали бы в клочья, да трясутся за свои поганые шкуры. Но это пройдет… пройдет… Один Билли Бонс еще их сдерживает – только он моей смерти не ждет и не за деньги служит. Вот ведь дурак, а? Да что же вы не пьете?! – почти с отчаянием выкрикнул он, снова оборачиваясь к пустой стене: – Томас! Томас, выпей хоть ты со мной, не молчи! Не молчи, говорят тебе, будь проклят!.. Эйб, Тоби, Стивен, Ларри! – с каждым названым именем крик его рос, становясь все громче и страшнее. – Все вы тоже… Ждете, как ослабну, чтобы наброситься, а зря!.. Слышишь, Томас? И не смотри на меня так! Все, все сделаю, только выпей!.. – захрипел он, с ужасом и отчаянием глядя на пустое пространство перед собой.

Эрнеста, маленькая и незаметная до того почти, вдруг со стуком поднялась, схватила предназначенный призракам стакан и осушила одним махом; Флинт, задыхаясь, вскочил на ноги, пошатнулся и замер, глядя на нее огромными глазами, налитыми кровью. Медленно, очень осторожно он качнулся обратно, держась одновременно и за стол, и за спинку стула – Билл и Винченсо с двух сторон подхватили его и помогли усесться на прежнее место.

– Кто он вообще был такой, этот Томас? – негромко спросил Катлер, и Алигьери сразу же сделал страшные глаза, словно без слов умоляя молчать; но Флинт ответил совершенно спокойно, словно у него поинтересовались, который час:

– Мой первый квартирмейстер. Когда я узнал, что он мечтает занять мое место, вырезал ему кишки, привязал к ним пушечное ядро и вышвырнул его за борт. Мне было двадцать четыре – черт возьми, как же я тогда был силен и уверен в каждом своем шаге! А теперь, тридцать лет спустя, он приходит каждый день, приводит с собой остальных… Видишь вон тот сундук? – Он указал в самый дальний и темный угол каюты. – Восемь месяцев назад он появился там, потом добрался до того шкафа, до середины комнаты, до стола… И я вижу, что с каждым днем он подходит хоть на палец, на дюйм – но все ближе… Иногда выходит отогнать их подальше, иногда они все стоят рядом – так близко, что я почти слышу, как они… – не договорив, Флинт сгорбился и трясущей рукой зашарил по столу. Билл спешно пододвинул ему свой стакан. Наступило долгое, тягостное молчание, нарушенное вновь хриплым голосом старого капитана:

– Ты смелая девочка. Отец бы гордился тобой… Мне как раз нужен толковый штурман – стар я уже сидеть над картами, глаза не те, да и руки дрожат, – с усмешкой прибавил он, рассматривая не свои крючковатые пальцы с утолщенными суставами, а ее бледное молодое личико. – Что скажешь? Пойдешь ко мне на службу, Эрнеста Морено?

– Нэнси, не соглашайся! – мгновенно вмешался Билл, однако девушка и без того не колебалась практически ни секунды.