Виктор Ремизов - Вечная мерзлота

– Может, и не таскали, а спрятали где-то?

– Я сам все обыскал!

– И что?

– Три бутылки спирта поставил!

– Правильно.

– Утром прихожу, якорь на месте!

Козаченко улыбался, очень довольный честностью зэков.

– Получится из такой истории смешной рассказ?

Белов выглядел лет на десять старше. Он серьезно смотрел на Виталия, думал, прищурившись и покуривая…

– Двадцать человек в бригаде. Половина из них – пятьдесят восьмая статья – по доносам, за анекдоты, за восхваление американской техники или американской демократии… потом бытовики – за опоздание на работу, за мешок картошки, один старичок есть, Махоркин фамилия, семь лет за то, что его колхоз не вовремя посеял озимые, а он был председателем… Ну и мелкие воры есть… Обхохочешься, Виталий Александрович, от такого рассказа!

– Это правда, – тише заговорил Козаченко, – я с ними разговаривал… Не напечатают такое. – Он заговорил еще тише. – Я поэтому дневник веду.

– Все в нем и пишешь?

– Ну… не все, конечно, но стараюсь.

Белов докурил и выбросил бычок в печку.

– Прячь его подальше… найдут, будешь в такой же бригаде якоря воровать.

– Я для памяти.

– Ничего, люди все вспомнят. И все расскажут… – Сан Саныч подумал о чем-то. – Если другие люди слушать все это захотят.

Они замолчали. Печка прогорела, Белов присел подложить дров.

– Тебя не смущает, что я тоже заключенный?

– Вы?! – растерялся Козаченко. – А, ну да… Нет, не смущает, я вас очень уважаю. Я считаю, что это ошибка!

– А меня смущает.

Вечером в общаге Сан Саныч вспомнил о сочинении своего старпома и достал листочки. Напечатано было аккуратно, странички пронумерованы и склеены, как тетрадочка. На титульном листе жирно выведено название:

БУХТА КАПИТАНА ВАРЗУГИНА

«Я стою у штурвала теплохода “Сергей Киров”. Много легендарных капитанов стояли на этом месте и глядели в ветреные просторы.

Когда-то “Киров” был пароходом и перегонял его на Енисей первый его капитан Ганс Кристиан Игансен. Затем им командовали Варзугин, Ильинский, Потапов, Чечкин.

Строилось судно как экспедиционное, в Голландии, первое его название было – пароход “Лена”. Он пришел на Енисей в составе большой экспедиции в 1905 году».

Сан Саныч перестал читать, закурил. Из четырех капитанов двое – Ильинский и Потапов – были репрессированы. Ильинский первым из енисейских капитанов поднялся на полтысячи километров по Нижней Тунгуске, Сан Саныч разговаривал с ним перед работой на Турухане. Это был очень красивый, интеллигентный человек [150] Ильинский В. В. – арестован летом 1938-го, обвинен в контрреволюционной деятельности, вредительстве и шпионаже в пользу Англии, Германии и Японии. В октябре приговорен тройкой УНКВД к высшей мере. Ожидая расстрела, просидел в тюрьме до лета 1939-го. Дело прекращено краевой прокуратурой по реабилитирующим обстоятельствам. (Данные Красноярского общества «Мемориал».) . Про Потапова Сан Саныч знал только, что этот полярный капитан, участник первых, невероятной сложности Карских экспедиций, был расстрелян [151] Потапов – арестован в апреле 1938 по делу Асеева А. Ф. (12 человек). Обвинен в контрреволюционной подрывной деятельности, антисоветской агитации. В мае 1938-го приговорен тройкой УНКВД Красноярского края к ВМН (высшей мере наказания). Расстрелян 9 августа 1938-го в Красноярске. Реабилитирован 8 декабря 1955 года комиссией Красноярского края по пересмотру дел (П-5181). (Данные Красноярского общества «Мемориал».) .

Сан Саныч снова углубился в чтение – очерк рассказывал ему о его новом судне.

«Навигация 1951 года была особенной: теплоход на все лето арендовали для работы с рыбаками в Енисейском заливе. С двумя лихтерами, оборудованными для специальных перевозок, мы пошли в Красноярск, где на берегу нас уже ждали десятки бригад рыбаков с лодками, неводами, сетями, бочками, мешками соли для засолки рыбы, кухонным инвентарем, экипированные всем необходимым, ведь путина продолжалась до глубокой осени.

Погрузка бригад на лихтера и в трюмы теплохода длилась два дня. Всего получилось 700 человек, с ними “Киров” и пошел в низовья Енисея.

Мы высаживали бригады на их обжитые места, на их “пески”, как это называлось с давних времен. Большинство рыбаков рыбачили семьями, а угодья были закреплены за ними испокон веков. На песках стояли избушки, иногда ставили палатки. Это было в конце июля, а уже в августе начали съемку. В тот год рыбаков было больше, чем обычно, и сначала решили снять с песков часть добытой рыбы.

Пришли к западной оконечности острова Олений. Погода – как по заказу: тепло, солнечно, полный штиль. Льды отошли в море. Но рыбаки на берегу, невода – на вешалах. Ситуация непонятная. Встали на якоря, спрашиваем: “Где рыба для погрузки?” Отвечают: “Рыба в море, но взять не можем”. Оказалось, что к острову подошел очень большой косяк омуля, но весь он – молодь, не вышел в промысловый размер, его нельзя добывать. Мы попросили невод, чтобы немножко поймать на питание экипажа. Когда подвели невод к берегу, картина предстала впечатляющая – омуля в неводе несколько тонн, и весь одного размера – на один-два сантиметра не дотягивал до нормы. “Однолетки”, – пояснили рыбаки. Мы взяли 200–300 килограммов, остальную рыбу выпустили в море. В придачу на воде плавали тысячные стаи линного гуся, которого нельзя было добывать, и мы ушли ни с чем.

Внезапно подул довольно сильный северный ветер, мы взяли курс к южной оконечности острова Сибирякова, где встали для отстоя. На острове поохотились на серых уток, которых на озерах было великое множество, и забросили судовой невод, но рыбы не поймали.

Ветер стал постепенно заходить на восток, и мы перешли в бухту Варзугина. Ее открыл капитан парохода “Лена” Варзугин в 1907 году. Бухта хорошо защищает от северо-восточных ветров, но полностью открыта ветрам западной четверти. В 1934 году во время шторма в ней потерпел аварию пароход “Север”.

Как это иногда бывает, вопреки всем метеопрогнозам, ветер резко изменился – зашел на запад, постоянно усиливаясь. К нам в бухту устремился мощный волновой накат. Теплоход стал дрейфовать к береговым скалам. Якоря были вытравлены до жвака-галса, но грунт скалистый, и они не держали судно. Мы запустили обе машины, однако ветер крепчал, и дрейф остановить не удавалось. С большим трудом выбрали якоря и вышли в море. Это мало изменило наше положение, огромные волны могли переломить корпус длинного судна. Чтобы уменьшить нагрузку на корпус, пришлось держаться к волне под углом 45 градусов. Этот маневр усилил бортовую качку, и крен доходил до критического.

Единственный выход из создавшегося положения был понятен – надо было делать оборот на волне и следовать по ветру в Широкую бухту, за Крестовские острова. Оборот нужно было делать быстро и без малейшей ошибки – мы могли переломить корпус или опрокинуть судно. Обсудили маневр. Капитан стал на правый борт, к машинному телеграфу. Его у переговорной трубы связи с машинным отделением подстраховывал механик. У штурвала встал я.