Владимир Тидебель - Осада. Повесть

Только одному человеку он , верно, мог открыться в обители-уже пожилому подслеповатому монаху брату Раймону Мийо, добровольно принявшего когда-то послушание во искупление" грехов винных игрищ своих" и , увы, мало изменившему отношение к пагубным пристрастиям. Брат Раймон был добр, по житейски мудр и , наверное, являлся единственным, кто относился здесь с теплотой и вниманием к Бернару .К тому же и юноша не чувствовал дистанции возраста, воспринимая разницу годов с этим добродушным толстяком как малозначимую причину для излишнего пиетета.

Бернар хорошо помнил тот день, когда сразу после вечерней службы, он быстро подошел к брату Раймону и, дотронувшись до руки его, прошептал:

–Только ты можешь помочь мне, брат Раймон…в полночь я буду у колодца.Да простит меня святой Августин, я должен тебе исповедаться. Это важно…

Морщинистое, напоминающее складки вельвета лицо пожилого монаха со следами неудачного бритья на миг растянулось в удивленной гримасе, но ,видно что-то в облике юноши было красноречивее дальнейших объяснений даже для слабого зрения Раймона.

–Я не девица, чтобы свидания …впрочем, Бог с тобой. – недовольно проворчал он.

Устав обители запрещал свободное перемещение по монастырю в ночные часы, однако Бернар прежде чем ускользать при помощи веревочной лестницы на свои "просветительские собрания" тщательно изучил все повадки, особенности и пристрастия ночного сторожа, более всего ценившего здоровый и невинный сон.

Майская ночь трещала цикадами. Луна еле угадывалась по золотому окаймлению края тяжелой тучи. Запахи набирающих цвет вишен и миндаля из монастырского сада ощущались сладостным букетом.

Вся расцветающая мощь весенней радости была бессильна против внутренней тревоги и озабоченности Бернара, нетерпеливо ожидавшего в тени кипариса возле небольшого колодца , своего единственного товарища.

Глава 2

Мешковатая, осторожно и неуверенно крадущаяся фигура брата Раймона неожиданно вызвала комическую реакцию у Бернара. Он с трудом поборол столь неуместный для такой судьбоносной минуты смех и бросился к монаху, дабы сопроводить плоховидящего друга до укромного местечка.

–Прости меня,… все святые …Никогда больше я не посмею так утруждать тебя…вот давай там сядем за тем выступом . Там укромно. – виновато и вполголоса проговорил Бернар.

–Я не только не девушка… но и не мальчик для таких игр…ох… продохнуть… Если нас увидит преподобный отец Гильом.

Молчание. Только успокаивающееся дыхание пожилого человека.

Двое монахов украдкой проследовали в укромную сводчатую нишу в амфиладе скриптория.

–Ну, что ты хотел? Неужели выпить? – насупившись проговорил старший товарищ.

–Раймон. -порывисто начал Бернар, быстро перейдя на шепот из -за гулкой акустики каменного свода, – Что для тебя Бог?

–Нам осталось три часа до заутренни, ты поднимаешь меня среди ночи, я как егерьская жена крадусь на свидание к браконьеру и после этого ты интересуешься что для меня Бог. Бог для меня-это сон…

–Не сердись. Послушай. Я решил бежать… В Монсегюр. Не отговаривай меня…впрочем если ты найдешь что возразить, я обещаю подумать о том , что ты скажешь.

Эта фраза Бернара получилась какой-то фальшивой, на самом деле он боялся показать свой страх. Именно страх мешал безоглядно последовать велению сердца , которое уже все сказало ему без всякой встречи и обсуждения задуманного.

Бернар по привычке, волнуясь , закусил верхнюю губу.

Воцарилась пауза. Продолжил:

–Я не могу больше существовать в этом лицемерном и фальшивом мире, полным страха, тупости и …не знаю…католичество изжило себя. Мы все лишь марионетки в руках лицемеров, требующих власть и подчинение.

Бернар вспомнил слова последней "лесной" проповеди и решил для верности присовокупить:

–Как поклоняться распятью -символу пытки богочеловека?! Уж лучше предать тело тлену нежели душу!-он вспомнил вдруг висящие трупы за железными прутьями вдоль окрестных дорог и спросил менее уверенно- Можно ли жить, если нет веры и …любви?Как ты думаешь?

Лицо Раймона стало очень серьезным . Он молчал, пытаясь собрать и выразить свои мысли.

Бернар нетерпеливо продолжал:

–Впрочем, если я побеспокоил тебя зря, прости… разойдемся сейчас же. Будем считать все это недоразумением.

–Чем тебе наш монастырь и братья цистерцианцы -то не угодили, брат Бернар? – тихо проговорил , наконец, Раймон, -Здесь тебе дали кров, образование.Кто смел обидеть тебя ?

–Я и не говорю, что…

–Сдается мне, что дело не в католиках или твоих еретиках.

–?

–Если ты о Боге заговорил, то когда я смотрю на распятье, я понимаю, что наш мир есть смрад и отхожее место по сравнению с царствием божиим, но что лично я, непутевый пьянчуга, могу сделать, что бы и этот сортир было хоть чуточку милее и чище? Когда я вижу к чему привело человеческое зло, я стараюсь не следовать ему. Поэтому для меня Бог -это хорошая компания, славное вино и веселая музыка. Я мог бы продолжить, да ты слишком юн … и знаешь что…когда проповедует наш настоятель отец Гильом-мне становится страшно и я ненавижу весь мир и себя-пузатого, грешного каплуна, но когда – то я услышал проповедь преподобного Доменика Анжуйского и тогда я бросил все и ушел сюда, веруя что не только спасусь, но и стану… – Раймон перевел дыхание и возвел очи вверх,– служить Ему…Ты понял меня. И вот, пусть и по скудоумию своему, но вижу, что хороший человек все что не скажет и не сделает-все обратит в истину, а плохой и в небесной паве заставит курицу увидеть.

Бернар мало что понял из пространной речи товарища, внутренне сожалея , что затеял этот очевидно бесполезный разговор.

–Ну что ж…Прощай, брат Раймон. Я теперь твердо понял, что должен уйти. Знаешь, ты был для меня здесь самым близким человеком.

–Брат Бернар, неужели надо идти куда-то чтобы служить Господу? Впрочем, видно не мне указывать тебе. Прощай. Да хранит тебя Христос. Пусть он ниспошлет тебе ясность и направит на праведный путь. И пусть уберет из сердца озлобление, которое чувствую в тебе…а я буду молиться за тебя

–Молиться за катара? Это уж как-то совсем не по христиански. – попытался улыбнуться Бернар.

–Молиться за твою душу и это по -человечески.Ладно. Хватит лясы точить.Лучше проводи-ка меня обратно до кельи.

Братья монахи молча возвращались в свои кельи. Взаимное непонимание сглаживала грусть от предстоящего расставания.

***

От Фонфруада до Монсегюра Бернар шел три дня. Горная местность и удаление от основных дорог позволяло избегать подозрительных бродяг и странствующих бастардов-крестоносцев. Поэтому молодой монах не спеша двигался к заветному месту.

В деревнях можно было просить милостыню , щедрая земля Окситании позволяла милости Божию пополнять котомку Бернара сыром и маслинами. Легкая еда доставляла удовольствие и превращала паломничество в приятную и одухотворенную прогулку. Главное-вокруг ничего не напоминало об инквизиторской активности, более того, по мере приближения к заветному месту, Бернар встречал по пути все больше и больше единомышленников и единоверцев, так же как и он, направивших стопы свои к последнему пристанищу Добра и Истины на земле. Бернар старался не общаться и не обращать внимания на спутников, хотя , конечно ему становилось спокойнее и радостнее от осознания сопричастности к всеобщему духовному порыву.