Элена Томсетт - Литвинка. Книга 1

Поскольку политика Северо-Восточной Руси представлялась ему весьма сложной и запутанной, а сам он был человек спокойный и мирный, а в свободное от работы время с удовольствием писал иконы, став митрополитом всея Руси, Петр решительно отказался вмешиваться в политику, посвятив себя делам церкви. Ни великого князя владимирского и тверского Михаила Ярославича, ни короля Малой Руси Юрия Львовича такой митрополит не устраивал. Михаилу Тверскому нужен был митрополит-воин, каким был покойный митрополит Максим, плечом к плечу сражавшийся с ним за объединение русских земель под рукой Твери. Королю Юрию Львовичу нужен был митрополит, который бы сражался за интересы Малой Руси. Митрополит Петр не хотел сражаться. Он хотел жить в мире, писать иконы и размышлять о высоком. Он хотел, чтобы его оставили в покое.

Через год недовольство великого князя владимирского и тверского вылилось в попытке сменить митрополита, обвинив Петра в торговле церковными должностями, симонии. Обычно тихий и спокойный митрополит Петр был возмущен до глубины души. Возмущен даже не возможной потерей митрополичьей кафедры, а самой смехотворностью обвинения. Да, он привез своих людей во Владимир, да, он посадил их на кафедры некоторых монастырей, но он никогда, никогда не потребовал за это от них ни копейки! Ему бы это в голову не пришло!

Выдвигая подобное обвинение, князь Михаил Ярославич Тверской не учел всей глубины возмущения митрополита. А также того факта, что жаловаться на поведение великого князя оскорбленный митрополит пошел, в первую очередь, к его соперникам, братьям Даниловичам. Юрия Даниловича, по обыкновению, тогда в Москве не было, а сидел там на княжении его младший брат, умный, спокойный и хозяйственный Иван Данилович, по прозвищу Калита. Он внимательно выслушал митрополита и свел его с татарским баскаком в Москве. Надо сказать, что монголо-татары, следуя заветам Ясы Чингиз-хана, относились к русской православной церкви, так же, как и ко всем другим религиозным конфессиям у покоренных ими народов, то есть, с большим пиететом и уважением. Поэтому русская церковь времен ордынских ханов была неприкосновенна. В то время как монголо-татары тасовали русских князей на великом княжении как карточную колоду, русская церковь не подчинялась никакой местной светской княжеской власти. Она не платила монголо-татарам никакой дани, за оскорбление священного лица полагалась немедленная смерть. Сам хан мудро не вмешивался в церковные дела покоренных народов.

Все это обстоятельно и спокойно было изложено обиженному митрополиту Петру тихим и внимательным московским князем Иваном Даниловичем. Он же посоветовал митрополиту добиваться созыва церковного собора, на котором избранные от церкви судьи и обвинители могли бы открыто обсудить обвинение в симонии. Никогда не вкладывавший даже сотую долю своей энергии в политику, митрополит Петр рьяно встал на защиту своего честного имени. Организация церковного собора заняла несколько лет. В начале 1311 года, на заседаниях собора, собравшегося в Переяславле-Залесском, митрополит Петр с помощью новых друзей сумел очистить свое имя от обвинения в симонии, в то время как его обвинители – тверской епископ Андрей и ростовский епископ Симеон, потеряли свои кафедры и были вынуждены уйти в монастырь. Князь Иван Данилович Московский лично присутствовал на соборе, чтобы поддержать митрополита Петра. Великий князь владимирский и тверской Михаил Ярославич, главный организатор обвинения, отговорился от приезда на собор делами, послав вместо себя старших сыновей – двенадцатилетнего Дмитрия и одиннадцатилетнего Александра.

Посему, когда осенью 1311 года к митрополиту Петру во Владимир прискакал рано утром гонец из Нижнего Новгорода от Бориса Даниловича, а затем, в середине дня – гонец из Москвы от Ивана Даниловича с просьбой посодействовать в намечавшемся военном столкновении с тверским князем за Нижний Новгород, митрополит Петр не колебался ни минуты. Он знал, что обязательно поможет братьям Даниловичам.

Уже вечером того же дня монахи окрестного монастыря сообщили ему о подходе к Владимиру большого войска тверского князя.

– За главного у них молодой князь Дмитрий и братья Акинфичи, сыновья Акинфа Великого, того, который погиб в 1304 году при осаде тверичами Москвы. Тверской воевода Волчий Хвост остался в Твери, – бойко доложил митрополиту Петру совсем молоденький монашек.

Отпустив монашка, митрополит Петр задумался, как ему поступить. Дмитрия, старшего сына великого князя, он хорошо запомнил по его поведению на Переяславском церковном соборе. Этот высокий и казавшийся не по годам взрослым подросток, представлявший на соборе своего отца, сидел на скамье в первых рядах зрителей и внимательно слушал. В перерывах он стоял и беседовал с тверским епископом Андреем, главным обвинителем митрополита Петра. Еще до процесса Петр много слышал о честности и неподкупности тверского епископа, слывшего рьяным поборником чистоты русской церкви. Теперь, после того, как все обвинения с него были сняты, митрополиту Петру было даже немного жаль честного и прямого тверского епископа, ставшего жертвой политических интриг сильных мира сего. Петр устало потер виски и поморщился. От занятий живописью у него под вечер нестерпимо болели глаза.

Тверское войско надо было остановить, размышлял митрополит. В Нижнем Новгороде уже сидит Борис Данилович, если туда дойдет с войском княжич Дмитрий, то там наверняка, прольется кровь. После собора Петр наводил справки о сыновьях великого князя. Дмитрий был опасен. Он, как это говорилось в знаменитом «Слове о Полку Игореве», был в седле воинском выращен и с копья воинского вскормлен, и являлся, хотя и еще совсем юным, но князем-воином. С хорошим войском он без труда возьмет Нижний Новгород. В тандеме братьев Даниловичей, к сожалению, не было военных дарований. Стало быть, останавливать тверское войско придется ему, митрополиту Петру.

Перед отходом ко сну Петр распорядился, чтобы служки привели в хорошее состояние его парадное облачение и заснул с мыслями о том, что он скажет поутру при встрече с тверским княжичем Дмитрием.

Однако наутро следующего дня серьезной беседы с молодым тверичем на получилось. Как ни торопился вставший на заре митрополит Петр, он едва не пропустил отход из Владимира тверского войска княжича. Он столкнулся лицом к лицу с юным Дмитрием у ворот княжеского подворья. Дмитрий был верхом на коне, в полном воинском облачении, но все еще с непокрытой головой. Холодный утренний ветер ерошил его длинные, спускавшиеся до плеч, темно-каштановые волосы, перехваченные по лбу темным кожаным ремешком.