Олег Красин - Солнечный ветер. Книга вторая. Младший брат

– Смотри как они обо мне! – хохотал Луций, поворачивая лицо к Фронтону. – Ведь это же обо мне! Ты понял, учитель? Это меня показывают.

– Да, да, цезарь! – вяло соглашался Фронтон, не находя ничего смешного в том, чтобы смеяться над самим собою.

Меж тем, проститутки стали требовать плату за посещение лупанария, а брат царя пропил все деньги. Тогда послали за Атталом. Явившийся со свитками книг, брат, как выяснилось, забыл кошелек с деньгами во дворце, но принялся торговаться с проститутками, предлагая им книги философов. Звучавший диалог был столь уморителен, что публика гоготала, визжала и вопила над каждой удачной шуткой, так что звуки гомерического хохота, без сомнения, долетали до дальних улиц Рима.

«Возьми книгу Диогена, основателя школы киников», – предлагал Аттал.

«Да он даром никому не нужен. А нищие киники сами его не купят, у них обычно нет денег!» – отвечала старая проститутка.

«Но, тогда вот тебе Аристотель, его книга об акте и потенции».

«Аттал, я и без Аристотеля знаю, что акта без потенции не бывает» – гремела хозяйка лупанария, обращаясь лицом к зрителям.

Луций был в полном восторге.

– Я приглашу Марулла во дворец, – говорил он, разгорячившись, – пусть покажет спектакль мне и Марку.

– Не слишком ли смелая мысль? – усомнился Фронтон. – Твой брат может обидеться на столь явные намеки.

– Марк любит шутки. Ты его не знаешь, как я. Давай посмотрим еще!

Сон о змеях

Девятая беременность давалась жене императора Марка Антонина, тяжело. Кормилица Дафна Стация, которую когда-то мать Фаустины нашла возле молочной колонны, спустя все эти годы оставалась такой же крепкой и подвижной, как раньше. Она добросовестно ухаживала за всеми детьми Августы Фаустины, и вот теперь настала очередь новой беременности.

Она подходила к Фаустине, осторожно трогала ее большой округлившийся живот и качала головой.

– Что такое? – резко спрашивала Фаустина, недовольная излишним, навязчивым, как ей казалось, вниманием со стороны Дафны. Ее занимали мысли о Луции Вере. Став соправителем Марка, тот, как будто, ее избегал, ведь последний раз они встречались давно, после издевательской пьесы Марулла о христианах. Он тогда появился в ее спальне в маске осла, и она испугалась. Это было еще до смерти отца.

– Живот, госпожа, он такой большой. Я думаю, будет двойня, – говорила, между прочим, Дафна.

– Я уже рожала двойню, ты забыла? Два мальчика. И оба безвременно покинули нас, ушли в подземное царство.

– Будем молиться, чтобы с этими детьми боги поступили более милостиво!

– Конечно! Принесем жертвы Весте, – заметила Фаустина, продолжая думать о своем…

Летом она выехала в Ланувий, в усадьбу отца и здесь же собиралась рожать. Вокруг были ее девочки за обучением и воспитанием которых, она следила. Старшей дочери Луцилле четыре месяца назад исполнилось одиннадцать, а младшей Корнифиции было чуть больше года. Старшие из дочерей прилежно занимались грамматикой и риторикой, как и она сама когда-то училась у Фронтона. Их также обучали пению и танцам. Только теперь это были другие учителя.

Разговор с Дафной застал ее за чтением письма от Марка. Муж описывал предпринятые шаги, способные уменьшить беды от весеннего наводнения Тибра – река нанесла большие разрушения городу. Срочных дел оказалось много. Марк выдавал сестерции нуждающимся римлянам, отпускал деньги из казны на восстановление домов, мостов и храмов, наиболее сильно пострадавших от воды. Префект Юний Рустик, суровый стоик и учитель Марка, за городской счет хоронил утопленников.

Муж часто писал о своей работе, зная, что Фаустине это интересно. Жена всегда стремилась быть в курсе не только городских событий, но и того, что делается в провинциях. Мимоходом Марк упомянул и о Луции, который вызывал у него большое раздражение. Фаустина это чувствовала с каждым письмом. Луций все дни проводил в пустых развлечениях и глупых забавах, ни в чем не помогая Марку. Он окружил себя свитой из наглых, вороватых отпущенников, вроде Гемина, Коды и Агаклита, верховенство над которыми принял его секретарь Никомед, еще один высокомерный и вечно капризный субъект.

Может потому Луций и забыл о ней, Фаустине, ненароком подумала она, прочтя строки из письма мужа. Луций окружен красивыми свежими девушками, которые еще молоды и не рожали столько детей, сколько она. Чего уж там! Надо трезво глядеть на вещи – она давно уже товар не первой свежести, ведь ей за тридцать. Она старела, а не молодела, занятая как какая-нибудь кирпичная фабрика, производством, только не кирпичей, а детей. И все же, ей стало обидно. Она встретилась с Луцием после театра под впечатлением от феерического мима Марулла об ослином предводителе христиан, и тогда переспала с Вером. Не в это ли время она зачала? Хотя в тоже день, только немного позже, ее спальню посетил и муж. Теперь же, кто был отцом будущих детей, она не знала.

Фаустина прислушивалась к себе, пыталась найти какие-нибудь приметы отцовства Марка или Луция, посылала за оракулом в Дельфы, но ясный ответ, который бы успокоил материнское сердце, так и не получила. Ответ ускользал от нее, как тень от яркого солнца. И вот теперь Фаустину гложила обида не только на Луция, который не интересовался ее положением и даже не удосужился справиться о здоровье императрицы из вежливости, обидно было чувствовать незнание, то, что она зависит от случайности, от глупо сложившегося положения. А ведь она никому не любила подчиняться, даже обстоятельствам, она императрица и весь Рим у ее ног. Какие уж там обстоятельства! Она сама их создавала… И все же богиня удачи всегда была на ее стороне, все обходилось раньше, обойдется и сейчас – Фортуна поможет.

Здесь в Ланувии уже побывал Фронтон, привезя с собой ворох сплетен, любопытных новостей из Рима. Ритор по обыкновению был любезен, хвалил дочерей императора, набивался к ним в учителя. Фаустина, отвечала, что с охотой рассмотрит его участие в обучение девочек, но в душе не очень желала появления Фронтона в доме. Она относилась к нему с холодком, как ко всем ученым и книжным людям, с которыми проводил время муж.

Еще она попыталась осторожно выведать что-нибудь о Луции, хоть самую малость. Но тут старый Фронтон оказался не очень разговорчив. В его скупых фразах чувствовалось недовольство былым учеником. «Он совсем со мной не встречается, наш милый Луций, – говорил Фронтон с упреком. – Я рассчитывал на его помощь в некоторых житейских делах, он же погряз в удовольствиях…»

И Фаустина раздраженно подумала, вежливо улыбаясь ритору: «Им всем от нас что-то нужно!»

Это было на прошлой неделе. А вчера ей приснился странный сон.

Ей привиделось, как она гуляет вдоль моря, опускает ноги в соленую воду, которая приятно холодит, щекочет, сквозь нее видны на дне мелкие камушки и маленькие рыбки. Легкий ветер касается туники, задирает полы выше колен. Но у моря никого нет, ей нечего бояться. Она идет дальше, у нее хорошее настроение, не омраченное даже тучкой, появившейся на горизонте. Она знает, что такое бывает только во сне: все угрозы, которые в нем появляются, на самом деле, мнимые. «Как странно, – думает она, – я же сплю, но знаю, что это сон».