Мария Шлёмина - Утраченное наследие

В день конкурса учительница литературы позвала его в свой кабинет.

– Васильев не поедет.

– Как так?

– Ты едешь один, и вся надежда на тебя, Круглов! – озабоченно сказала Елена Викторовна.

– Да как так не поедет? – разочарованно выпалил Толя, не в силах смириться, что реванша не будет.

– Он лежит в больнице с высоченной температурой! Воспаление легких.

– Да лето уж на носу! Симулирует он.

– В больнице лежит, говорю я тебе, Круглов! – строго сказала Елена Викторовна. – Мне родители сообщили вчера вечером. Такими вещами не шутят.

Толя стыдливо опустил глаза.

– Надеюсь, ты хорошо подготовился!..

Толя подготовился хорошо. Но первого места снова не занял. Его заняла какая-то девочка из другой школы. А он был вторым… Снова только вторым.

Расстроенный, он пришел к Кате домой и позвал ее прогуляться во дворе. Катя, заново привыкшая к общению с ним, не отказалась. Они вышли из ее подъезда и пошли вдоль домов. Стояла чудесная погода. Было совсем тепло, и птицы наперебой распевали песни на ветках деревьев.

Толя ворчал и оправдывался за свое второе место. Он ждал поддержки от Кати. Она долго слушала его, а потом вдруг спросила с тоской в глазах:

– А Васильев как выступил?

Толя аж побледнел от разочарования. «Опять Васильев! И теперь Васильев».

– Никак, – зло буркнул он, отвернувшись, – он в больнице лежит с воспалением легких.

Катя остановилась как вкопанная.

Толя обернулся к ней. В глазах девушки был испуг.

– Давно?

– Что давно?

– Давно в больнице он?

– Вчера увезли вроде, на скорой… – обиженно ответил Толя.

Но Кате был безразличен его тон.

– Ты извини меня, пожалуйста! – сказала она и побежала в обратную сторону.

– Куда ты? Неужели к нему, Катя? – бессильно крикнул он вслед.

Он сидел и курил свои длинные сигариллы… «Почему сейчас все это вспомнилось?.. Дурацкая первая любовь…» Он нервно затушил сигариллу. По стеклу текла вода. Постоянно льет дождь в это лето. Так же, как в тот год, когда он поступал в институт… И в ту же осень узнал от Людки, что Катя и Кирилл вместе поступили в медицинский, вопреки ожиданиям его отца. А еще через год они поженились. Это тоже Людка доложила ему после их похода в кино… «Как же он мне, этот Серов, напоминает ненавистного Васильева…» – вдруг подумал Анатолий Валентинович и сам удивился. «Ненавижу этих самоуверенных, романтичных красавчиков! И вроде талантов-то особых нет, а почему-то везет им…» На душе сделалось горько и пакостно.

Зазвонил телефон на его столе. Анатолий Валентинович, кряхтя, повернулся в кресле и снял трубку.

– Алло?

В трубке прозвучал знакомый женский голос.

– Еду, Людочка! Разогревай!

В три часа дня после полудня Софья Ильинична Курагина уставшим шагом возвращалась к себе домой по улице Петербургской. После сильного ливня лужи были повсюду, и ей приходилось обходить их. Она несла две тяжелые сумки с продуктового рынка. На лице ее играла полуулыбка. Она думала о том, что сегодня ждет гостя. Это само по себе вызывало в ней светлое чувство.

Она всегда заходила в дом с обратной стороны, а не с парадного входа. Поэтому, дойдя до угла, свернула между заборов во дворик.

В саду на старых деревьях висели капли. Женщина остановилась, водрузив сумки на крыльцо, и посмотрела вокруг. Ей на секунду показалось, что сад сейчас ожил и помолодел…

Из-за угла до нее донесся голос Григория.

– Софья Ильинична, вы дома?

– Гриша, я здесь, в саду! – обрадованно ответила женщина.

Григорий уже несколько минут бродил возле дома, стучал в дверь, а потом догадался зайти с обратной стороны.

– Софья Ильинична, я заказал машину дров для камина. Но она не может проехать по пешеходной улице, – взволнованно тараторил парень.

Женщина засуетилась:

– Ой, Гриша, ну зачем вы это?!

– Софья Ильинична, не спорьте! – он вдруг вынырнул из-за забора и заулыбался. – Мы сегодня с вами топим камин.

Женщина улыбнулась в ответ и начала объяснять ему, как проехать к обратной стороне дома с другой улицы.

Через час Григорий наконец пытался развести огонь в камине. А Софья Ильинична суетилась на кухне. Она снова что-то готовила для гостя. По дому все больше разносился вкусный запах. Грише хотелось есть и пить, но он терпеливо ждал, пока хозяйка закончит и пригласит к столу.

Когда, наконец, пламя поддалось неумелым рукам офисного работника, Гриша направился к креслу-качалке. Он заметил его только сейчас. «Раритетная вещь», – подумал он и аккуратно уселся в кресло. Он снова стал разглядывать обиход гостиной и понял, что не замечал в ней раньше многих вещей. Так бывает, когда при первых посещениях какого-то места ты нервничаешь и не сосредотачиваешься на отдельных предметах, а помнишь только образы и ощущения. Сейчас он обратил внимание на шкаф с книгами. Их было немного, но Гриша сразу понял, что книги очень старые. Дух перехватывало от желания прикоснуться к этим изданиям. Но он посчитал, что это будет самовольностью. Он вспомнил, что мэр говорил про большую старинную библиотеку в доме Курагиных. «Значит, где-то есть еще книги…» – подумал он.

В углу возле шкафа на резной тумбочке располагался граммофон. Такие Гриша видел только в музеях. Он заинтересовался им и встал, оставив кресло монотонно качаться. В комнату вошла Софья Ильинична.

– Скучновато у меня, да, Григорий? – спросила она.

– Нет, ну что вы! Напротив! Я каждый раз прихожу к вам и обнаруживаю столько интереснейших вещей, какие не увидишь в повседневной жизни. Это просто сон какой-то…

Он подошел к граммофону.

– Работает?

– Ох, даже и не знаю. Столько лет его никто не заводил, – ответила женщина и направилась к комоду. Она достала оттуда несколько пластинок и вернулась к гостю.

– Вот, держите! Давайте попробуем! – предложила она.

Гриша покраснел.

– Нет, Софья Ильинична. Вы как-нибудь с ним сами, – он рассмеялся, – с компьютером или автомобилем я справлюсь, а вот со старинным граммофоном вряд ли.

Оба рассмеялись.

– Постойте! Я вспомню, как это делается, – сказала хозяйка и взяла пластинки из рук гостя.

Гриша не понял даже, что за манипуляции произвела она с этим раритетным инструментом, но он заиграл. Зал наполнился шипением пластинки и густым знакомым басом, певшим что-то на французском.

– Вы знаете, кто это? – гордо спросила Софья Ильинична.

Гриша в смущении пожал плечами.

– О!.. Это Ш., – прикрыв глаза от удовольствия, произнесла она известную фамилию. – Эти пластинки – большая редкость. Знай кто-нибудь из ценителей мировой музыки, что у некой старушки в доме лежат оригинальные записи самого Ш., – рассмеялась она, – ух они бы меня!.. – она многозначительно погрозила кулаком в пустоту.