Алексей Белов-Скарятин - Миры Эры. Книга Вторая. Крах и Надежда

Однако, несмотря на многочисленные раздумья, подтверждаемые карандашными подчёркиваниями, Врангель остаётся непреклонным и в начале июня 1907-го года пишет своей сестре Ольге фон Ланге, находящейся тогда, так же как и Мэри, в Германии, следующее: "Зная доброту Твоего сердца и спокойное, беспристрастное отношение к вопросам жизни, обращаюсь к Тебе с просьбой сделать жене моей (с ведома её родителей) следующее предложение в надежде, что она выслушает Тебя спокойно и отнесётся без предубеждения к Тебе, от которой она кроме любви и участия ничего не видала.

Грустные события последней осени, известные тебе, не нуждаются в освещении. Всё происшедшее тогда побудило родителей моей жены, в согласии со мною, удалить её немедленно в Rheinau. Проведённое затем обстоятельное расследование длинным рядом совершенно неопровержимых и определённых свидетельских показаний (запись коих я препровождаю тебе для сведения) установило факт многократного нарушения женой моей супружеской верности. После долгих мучительных дум, обнаруженное этим расследованием поведение моей жены привело меня к заключению, что совместная жизнь наша, возвращение её когда-либо под мой кров стали совершенно немыслимы. Полагаю, что, по спокойном размышлении, она сама поймёт это. Из такого положения единственным выходом является развод …

Осуждать здесь образ действий моей жены я нисколько не желаю; возвращение к выяснению тех или других бывших событий считаю совершенно излишним и посему решительно отклоняю всякие с нею объяснения о минувшем. Итак, единственным выходом из созданного женой моей положения является законный развод. Но развод этот может состояться двояким путём:

1) При согласии моей жены, при признании ею нарушения верности и подписи ею нужных документов, заготовленных поверенным, развод сводится к чисто формальной, весьма несложной и непродолжительной процедуре. Устраняется необходимость в приведении многочисленных свидетелей и в подробном, длинном и тяжёлом судебном разбирательстве. Дело кончится быстро и без огласки, и никто, кроме отцов Консистории, об истинных причинах развода знать не будет. Свету же всё может быть объяснено несходством характеров, нервной болезнью и т. п. – причинами, не позорящими никого.

2) При несогласии же моей жены подписать упомянутое признание и согласие на развод происходит всё противоположное: потянется чрезвычайно длительный судебный процесс, со множеством свидетелей, при котором позорящей её огласки избежать невозможно, тем более, что вся переписка по сему делу, в силу существующих законов, должна вестись через Министерство Иностранных Дел и местные германские установления. Одним словом, долгое, совершенно излишнее мучение и позор для всех: прежде всего для неё самой, для нашей семьи, и главное, для несчастных детей, мать которых будет покрыта позором навсегда.

Не может быть сомнения в том, который из этих двух путей надлежит избрать. Решение это всецело в руках моей жены. Но даже в случае отказа ею избрать первый путь и подписать своё признание, несмотря на глубокое сострадание к ней, я буду вынужден вступить на второй путь, и достижение развода всё равно не подлежит ни малейшему сомнению, так как свидетели готовы подтвердить свои показания под присягой. Я вполне понимаю, как тяжело подписать признание своей вины, и сердце моё содрогается от боли при мысли о несчастной, сгубившей самовольно свою и мою жизнь. Но да будет ей утешением мысль, что таким поступком она хотя отчасти искупит свою вину перед Богом и детьми и снимет с детей то пятно, которое неминуемо ляжет на них, если позор матери станет достоянием гласности благодаря её упорству и длинному судебному процессу. Вкратце мое предложение сводится к тому, чтобы жена моя подписала препровождаемые при сём, заготовленные поверенным и нужные для развода документы (признание виновности, доверенность и пр.). Подпись её должна быть засвидетельствована на трёх из них в твоём и её присутствии в русском консульстве во Франкфурте. При этом считаю нужным сказать, что нотариусы и консулы обязаны служебной присягой содержание таких документов держать в тайне.

Вот, дорогая сестра, то предложение, которое я Тебя уполномочиваю сделать моей жене, поручая Тебе, в случае её согласия, проводить её в консульство и получить от неё все эти документы, а равно и оставшееся у неё удостоверение о личности (выданное Управлением Делами Вел. Князя Михаила Александровича), подлежащее возврату ввиду его срочности. Решение вопроса о детях я ставлю в полную зависимость от согласия или несогласия ею принять моё предложение и, в случае её согласия, сделаю всё возможное, чтобы прийти навстречу чувствам матери, насколько то допустимо требованиями воспитания и, главное, образования детей. Находящееся у меня её имущество будет передано мною её отцу, для чего прилагается к сему для подписи доверенность жены моей на имя В. В. Скарятина." А на следующий же день вслед столь обстоятельному посланию летит другое, покороче: "Вопрос о детях естественно является самой тяжёлой стороною этого грустного дела. Что касается трёх старших, то всеми, видевшими их в последнее время, установлено, что они совершенно счастливы в новой среде, с которой вполне сжились; воспитание их находится в твёрдых, умелых и опытных руках. Воспитатели их не согласны на долгие отлучки детей из поля их влияния. Ломать же столь успешно начатое дело было бы безумием, а посему продолжительное пребывание детей у кого-либо из родителей в предвидимом будущем немыслимо. По этим причинам вопрос о 3-х старших пока отпадает. Что же касается 2-х младших, то, в случае исполнения моей женою всех предлагаемых ей условий, я не премину по решении нашего дела выслать их к ней, пока условия воспитания и образования не потребуют их удаления. При этом я ставлю, однако, условием, чтобы мне было предоставлено право послать с ними бонну или воспитательницу, которая должна оставаться при них; женою моею должно быть подписано о том и другом прилагаемое обязательство. При отказе же моей жены, о посылке к ней детей речи быть не может" .

Совершенно очевидно, что встреча сестры Врангеля Ольги и Мэри состоялась и та, взвесив все "за" и "против", согласилась на выставленные условия, поскольку в архиве барона присутствует полный набор затребованных им заявлений, расписок и т. п. за её подписью, датирующихся 20-ми числами июня. Дело было тут же передано в петербургскую духовную консисторию, а через одиннадцать месяцев, в конце мая 1908-го года, был издан указ Святейшего правительствующего синода о расторжении брака "с дозволением ей, Марии Врангель, вступить в новое супружество по выполнению ею епитимии" .