Янина Дикаева - Серебряный след

Иногда Муъминат овладевало непреодолимое желание увидеться с ним, но для горянки, для которой весь белый свет заканчивался за вон тем черным хребтом, поездка в город стоила большого труда. Да и предрассудки сельчан сковывали в цепи… молва пройдет по аулу – бросила малолетних детей и поехала в город, по мужу видите ли она соскучилась…

А там… вдали от шаройских гор, в грозненской тюрьме отбывал свое наказание Хайрулла. Прошло уже два года. Он безбожно клял и винил себя за этот поступок, за лопнувшее терпение, за неумение сдерживать себя в нужный момент. – Ну почему тогда, во дворе Мовлида, не встал передо мной ее образ, образ детей, как встает он сейчас… может я одумался бы? – задавал он себе этот один и тот же вопрос в частые минуты своего безумного одиночества. Хайрулла не ощущал вокруг себя людского тепла и вообще людского духа. Ему казалось, что он один здесь и сейчас несет жестокую кару за все содеянные и не содеянные им грехи. А ведь было это вовсе не так. Суровые 30-е годы ломали судьбы многих горцев. Раскулачивание, навязывание атеизма – жестокие реалии коммунистической идеологии Советской власти получили свое широкое распространение в 30-х годах. Хайрулла был не один, их было много, безвинно получивших свое возмездие, и тех, кого не пощадили даже за самые мелкие провинности…

Вместе с горными реками гор Кавказа, стремительно текло и время. Уже третья осень, без Хайруллы, покидала горы Шароя, окутывая их напоследок своим мокрым серебристым туманом. Жизнь Муъминат шла все тем же прежним однообразным темпом. Малик считал дни, месяцы и годы до возвращения отца, а близнецы росли, им было уже по четыре года. Смышленые, шустрые они отвлекали мать от посторонних мыслей. Но почему-то тревога не отпускала ее сердце, не могла она его ничем никак согреть. Оборвалось в нем что-то в тот весенний день, когда вошел он во двор с окровавленным кинжалом в руке. Этот крик ее сына порвал тогда какую-то невидимую нить в сердце, и оно теперь бесконечно кровоточило, заполняя этой кровью ее всю до краев…

Наступила зима… холодная и суровая горная зима. В одну из таких беспокойных, мерзлых ночей вышла из хлева и не вернулась обратно корова Муъминат.

Потерять скотину в горах большой убыток, тем более для одинокой женщины с малолетними детьми. Дожидаться утра у Муъминат не хватило терпения. Тихо, чтобы не разбудить детей, она вышла из дому. Ночь была ясной. На первый взгляд Муъминат не показалось на улице слишком холодно. Она бесшумно вывела лошадь и отправилась искать корову. Но непредсказуема зимняя ночь в горах. Неожиданно посыпал мелкий снег, подгоняемый холодным ветром. Муъминат продрогла до костей. Женщина поняла, что самостоятельные поиски успехом не увенчаются. Побродив по холоду, она вернулась домой. Озноб и сильный кашель напугали ее не на шутку. Корову так и не нашли. Чуть погодя Хамид отдал сестре одну из своих.

Здоровье Муъминат ухудшилось. Видимо простуда засела глубоко. Да и морально женщина заметно сломалась – заболевший отец, тоска по сестре, дети, растущие без отца, и время, зверски замедлившее свой бег. Все это ежедневно, ежечасно и ежеминутно по маленькой частичке съедало ее сердце, а оно становилось все тоньше и тоньше….

Ближе к весне отец совсем слег в постель. В один из дней Магомед-Мирза послал внука, чтобы позвать к себе Муъминат. Усадил ее рядом. На удивление дочери, ласково взял ее за руку. Муъминат разволновалась. Отец был крайне строг с ней всегда и никогда не позволял себе подобную нежность.

– Слаб я, доченька, очень слаб. Настал, наверное, и мой час… ты это… вот что…

Муъминат была в растерянности:

– Ты что, отец? Перестань… ты выздоровеешь, вот увидишь – бормотала она.

– Нет, Муъминат! Чует мое сердце, что обрывается связь с этим миром. Но ничего страшного, я не первый, кто его покидает. Я не за этим тебя позвал, чтобы сопли распускать и на смерть жаловаться. Ты вот что… я про Пери хочу поговорить…

– Про Пери? – удивленно оборвала его Муъминат.

– Да про Пери. Моя злоба на нее тоже имеет свой конец, как и моя жизнь… ко мне-то она и не подоспеет, наверное, уже, а ты пошли людей к ней и передай, чтобы не забывала дорогу к отчему дому… не виновата она ни в чем, и ни перед кем…

– Отец!!! – Муъминат припала в слезах к его груди. – Отец, спасибо тебе, отец… – не переставала она повторять.

– Не за что, дочка, – Магомед-Мирза сжал в своей ладони бледную руку дочери. Старик прощался с ней, с жизнью, с мыслями, со всем, что его окружало. Но как же мизерны человеческие решения по сравнению с тем великим предначертанием свыше. И даже, если окажись твоя плоть в диком пламени огня, душа из нее выпорхнет только в назначенный Творцом срок. Также и Магомед-Мирза, прощаясь с дочерью, не знал и не догадывался, что его миссия на этой бренной земле еще не завершена, и судьба еще задержит его на жизненной дороге, чтобы нанести ему один-единственный удар, который не сравнится своей жестокостью ни с одной потерей, какие у него были и могли бы быть….

Муъминат сразу же послала людей в Дагестан с радостной весточкой для старшей сестры. Связь с Пери была налажена. Время снова ускорило свой бег и в сердце женщины вновь загорелись тлеющие угольки надежды. Оставалось всего лишь два года… казалось, что близок этот долгожданный день.

– Это вообще ничего, понимаете? С каждым днем остается все меньше времени до того, как дада вернется. Если не верите, спросите у мамы, – всегда оживленно рассказывал близнецам Малик…

К чеченским горам осторожно пробиралась весна. Пробиралась по острым, заснеженным камням, раздирая в кровь свои ноги. Ей было тяжело. И неудивительно. Весна была юна и хрупка, а ведь какой огромный груз она несла на своих плечах для людей. Для кого-то она несла первую любовь, для кого-то горькое разочарование, для кого-то новую жизнь, для кого-то последний вздох, кому-то она была первой, а кому-то последней.

Эта весна изменила многое в старых, седых шаройских горах. Муъминат вновь охватил острый кашель. Женщина неожиданно слегла в постель. Хамид начал лечить ее различными травами. Никто не придавал особую значимость болезни Муъминат, подумаешь, кто не болел в холодную зиму. Да и сама она думала, что простуда, которую она зацепила в ту мерзлую ночь, когда отправилась на поиски коровы, до сих пор сидит в ней. Но состояние ее резко ухудшалось. Женщина осунулась, лицо приобрело сероватый, безжизненный оттенок. Уже второй день был на исходе как она не вставала с постели.

Приехала сестра Пери с Дагестана. Хамид был напуган состоянием Муъминат. Дни и ночи напролет проводил он у ее изголовья, поил женщину настойками из различных целебных трав, всеми силами старался отвоевать, отмолить ее у коварной, неожиданно подступившей болезни. Но Муъминат становилось все хуже и хуже. Женщине очень сильно хотелось увидеть отца, но прикованный к постели старик уже не смог бы исполнить ее волю, будь она даже последней. Малик с огненным блеском в глазах каждое утро подбегал к Хамиду: