Янина Дикаева - Серебряный след

Вечерело. Сам того не осознавая, Хайрулла приближался к Шарою. Сердце забилось сильнее. Интересно, кого же я встречу здесь первым – вставал перед ним раз за разом один и тот же вопрос. Волнение охватывало не на шутку. И неудивительно. Он кровник, как бы там ни было. А такое клеймо горцы просто так не снимают. Удар кинжалом, которым он рассек плечо Хакима мог бы стать и смертельным. На нем кровь по сути безвинного человека, и, учитывая это, Хайрулла даже не имеет права по адатам войти в это село на коне. Пока не простит его семья Хакима, он должен жить с опущенной головой. И сельчане, наверное, его не поняли, а ведь больше 17 лет он умело руководил аулом, а теперь потерял все – работу, жену, отмотал немалый срок и еле волоча ноги идет домой.

Хайрулла издали увидел силуэт приближающегося всадника. Холодный пот прошиб все тело. Перед ним стоял Мовлид Муртазов. Мужчина быстро соскочил с коня. Взгляд Хайруллы сразу упал на малоподвижную левую руку Мовлида.

– Слава Аллаху, что хоть без руки не остался – мелькнула первая мысль. Хайрулла понял, что Мовлид растерян, а тот в свою очередь видел его волнение. Они оба были в полной мере виноваты друг перед другом. Виной Мовлида стало его элементарное малодушие и невоспитанность сына, виной Хайруллы же стал пыл, который он не смог вовремя остудить.

– Прими мои соболезнования. Муъминат была удивительной женщиной. Весь аул скорбит по ней… и прости меня, Хайрулла… именем Аллаха тебя прошу! – Мовлид подошел к нему и обнял его. Удивлению Хайруллы не было предела.

– Спасибо, да будет доволен тобою Аллах! Все мы покинем этот мир. А извиняться передо мной не стоит…

– Не надо. Я признаю, что искалечил твою жизнь. Я виноват перед тобой. Все могло бы быть по-другому, – прервал его Мовлид. Хайрулла молчал.

– Ну что мы стоим-то? Тебя же дети заждались, —улыбнулся Мовлид и подал Хайрулле поводья коня. Хайрулла въезжал в аул на коне Мовлида Муртазова – человека, которого он чуть не лишил жизни, человека, чья кровь была на его совести. Уже второй раз Хайруллу не разочаровала его сильная вера в людскую добродетель, о которой он всегда рассказывал старшему сыну. И она – эта вера в людей зажигала надежду уже на новую жизнь, и горящее от ран сердце постепенно остывало. Не доезжая до тропы, ведущей вверх в сторону его дома, Хайрулла остановил коня.

– Мовлид, спасибо тебе! Дальше я сам, свежим воздухом хочу подышать, очень сильно по горам соскучился.

– Конечно! Увидимся еще, Хайрулла. Все наладится, не переживай, – ответил Мовлид и уехал по своим делам, вскочив на коня. Хайрулла медленно брел домой. Боялся полной грудью вдохнуть свежий, пьянящий воздух родных гор.

– Сколько же всего пройдено здесь… и сколько, наверное, предстоит, – думал он. Поток его мыслей прервал резкий крик…

– Дада!!! Он оглянулся. За ним бежал мальчишка, в котором Хайрулла узнал старшего сына. Мальчик припал к отцу. Хайрулла заметил его полные слез огромные глаза.

– Тише, тише, тише! Ты чего, Малик? – Хайрулла поднял голову ребенка. По лицу мальчишки стекали слезы одна за другой. – Прекрати! Пошли домой! – строго приказал отец. И побрели они вместе по знакомой протоптанной тропинке, не смотря друг другу в глаза – нельзя мужчинам плакать, а слезы, видимо об этом не знают…

– Все говорили, что все хорошо будет, что надо добрыми быть! И хорошо все не стало! Все врут – дядя тоже. Он говорил, что мама выздоровеет, но она умерла, теперь дедушка тоже умирает, – всхлипывал Малик, вытирая слезы.

– Это решения Аллаха, Малик, мы не можем с ним спорить, нет у нас такой власти, понимаешь. А людей все-таки надо любить, надо. Помнишь я тебе говорил как-то про доброту, помнишь?

– Помню…

– Так вот, знаешь кого я первым встретил на окраине нашего аула?

– Андарбека что ли? – удивился Малик.

– Нет. Его отца Мовлида. Он именем Аллаха просил у меня прощения, хотя я его кровник, подал мне коня, обнял, выразил соболезнования. Это значит, что он изменился, Малик, изменился! А хотя бы одна человеческая душа, в которую пролился свет, дорогого стоит. Ты это когда-нибудь поймешь, потом вспомнишь. А злобу с сердца убери, слышишь меня? Убери! На кого ты злишься? На Аллаха? На кого? А мать… мать помни, и никогда ее образ не забывай, храни его в сердце, молись за нее, проси за ее покой у Всевышнего. Это лучшее, что мы можем сегодня ей сделать…

Он вернулся, он вернулся домой, в дом, где еще жило ее тепло, ее ясный лик, ее шаги. Все это было в его доме, за исключением ее физического присутствия, которое он старался найти теперь в детях. Нужно было заново начинать жизнь, уже новую жизнь. Жизнь, в которой не было, и уже никогда не будет ее печального образа. Хайрулла не знал с чего ее начинать – эту жизнь, порой такую жестокую и несправедливую.

На следующий же вечер он пошел к мулле Ахмаду. В сумерки Хайрулла постучался в дверь богослова. Ахмад был рад его приходу. Они долго, как обычно тихим шепотом, вели свою беседу.

– Не зря у тебя на сердце волнение-то, Хайрулла! Беда к вам придет, большая беда.

– К нам? Не много ли их для меня одного? – усмехнулся Хайрулла.

– Не к тебе одному, а к народу целому, а я вот ее не увижу и слава Аллаху, что не увижу.

– Не понимаю тебя, Ахмад?!

– Да и я сам сейчас не совсем понимаю. Но беда будет большая. С последним зимним снегом обрушится она на всех вайнахов и надолго обрушится…

– Когда?

– Время покажет, время…

– Эххх время! Будь оно неладно это время! – Хайрулла сжимал кулаки…

Через несколько дней аул потрясла очередная новость – раскулачивание так называемых богачей, подозрение в помощи абрекам, скрывающимся в горах, и многое другое. Все было понятно – в район поступили доносы. Хамид рассказывал Хайрулле, что после его ареста власти частенько начали наведываться в аул по ложным и неложным доносам. А ведь сельчане даже и не знали, что преданный большевистскому строю Хайрулла, спас многих от грозненской мясорубки…

Заскочил взволнованный Малик.

– Дада! Дада!

– Что случилось?

– Дедушку Ахмада, муллу этого заберут, говорят, – тихо прошептал мальчишка.

– Когда?

– Сегодня. Мы не успели спрятать все. Вчера ночью с ребятами закопали Кораны, а другие сегодня спрятать не успели, – голос ребенка дрожал. Хайрулла пылал. Он вспомнил, как и раньше, после его предупреждений детвора, в том числе и его сын, помогали старику вместе с его внуками скрывать священные книги. Словно горящими углями осыпало всего внутри. Он не ожидал, что после смерти Муъминат какая-то новость сможет его так потрясти. Мужчина быстрым шагом вышел из дому. Везде шумели людские голоса, народ высыпал на улицу. Кто-то молча проклинал власть, кто-то бесшумно глотал слезы…