Надежда Сайгина - Дар Степаниды

Комната у стариков (да какие они старики по нынешним меркам – ей шестьдесят, ему семьдесят) комната у них – пятнадцать метров. Больше, чем у Зинаиды. Сервант с полками для посуды. А посуды… полным-полно. Но вся она заросла пылью и дохлыми мухами. Зинаида уже не раз собиралась все помыть и навести порядок, но баба Таня категорически была против.

– Нет и все! Надоть будет – сама все сделаю! – закрывая широко расставленными руками сервант, зычным голосом трубила баба.

А на тумбочке, покрытой плюшевой скатертью, восседал гордость всего барака – единственный телевизор «Т1-Ленинград» с огромной линзой для увеличения изображения. Вот и сегодня вся компания: Таня-Ваня, Зинаида и Надюха – собралась перед телевизором. На экране соловьем заливался Муслим Магомаев, а за стеной буянил пьяный Геннадий. Слышались матюги, угрозы, звуки падающих предметов. Дед Ваня встал, недобро посмотрел на стену и добавил громкость у телевизора.

– Видимость плохая, – невозмутимо произнес он.

– Ну как же душевно поет… Какой красивый! Настоящий мужчина. И ведь жена, наверно, есть… Любит его… – в тон ему проговорила баба Таня.

Зинаида тяжело вздохнула:

– Чего ж его не любить-то? Денег, поди, куры не клюют… Мы, Татьяна Осиповна, у вас еще немного посидим? Генка уснет, и мы домой пойдем.

– Да, жди, уснет он! Надька уже носом клюет. И кашляет опять девка… – заметил дед. – Я тебе, Зинаида, завтра барсучьего салу принесу. Есть тут у меня один друг, охотник….

Зинаида сморщила носик и принюхалась.

– Татьяна Осиповна! А чего у Вас всегда так нафталином пахнет? Чтобы перебить козий запах?

– Да не… это ковры, – не ожидая вопроса, брякнула, не подумав, баба Таня. Дед как-то сразу съежился, и, глядя на жену, покрутил скрюченным пальцем у седого виска.

– Чего? – не поняла Зина.

– Ковры у меня под кроватью! Пять штук, – почти шепотом объяснила соседка и бросила виноватый взгляд на мужа.

– Ко-овры? Мать честная… Настоящие? – очумела Зинаида. – А чего не вешаете-то? Какая бы красота была!

– Куда вешать-то? Людей дразнить? Ограбют! – отрезала баба Таня.

– Дык мы, к тому же, холодной зимой коз своих на ночь сюда приводим. Околеют в сараюшке-то, на морозе. Вот ковры-то и прованиваются, – поддакнул ей дед.

– Да у вас и так этими козами все провонено! Надо же – ковры… Это ж какое богатство…

Дед Ваня и Баба Таня переглянулись. И заговорили наперебой:

– Ты, Зинка, не подумай, чего! Все за свои кровные, заработанные куплено!

– Да я и не думаю! -А-а-а! Ой! Я ведь самое главное не успела рассказать, – сменила тему разговора Зина, – я ведь в Кремль написала! Генеральному секретарю! И меня вчера в горисполком вызывали, – воодушевленно стала рассказывать Зинаида.

– Ох ты, батюшки! В Кремль!? Написала!? Зинушка, и не побоялась?! – заохала бабка и уважительно посмотрела на молодую соседку.

– А чего бояться – то? Они там жируют, кровушку нашу пьют, а у меня муж – инвалид второй группы, ему нужны покой и тишина! И дочка у меня больная! Ютимся на девяти метрах. Правда – на моей стороне! -хорохорилась Зинаида. Щеки ее разрумянились, глаза заблестели.

– Ох, хороша девка! – загляделся на нее дед, за что тут же получил тычок в бок от своей благоверной. – Так что теперь будет-то, Зина? Ведь за смелость такую могут и посадить!

– А поживем – увидим. Им уже сверху отписали – «разобраться»! Вот и пусть разбираются! Ладно, утих Генка-то. Надька, давай собираться!

– Ну мам! Давай еще песни послушаем… – заканючила девочка.

– А ты давай молчи! – приструнила ее мать.

– А я и молчу! – пробурчала Надька.

– Вот и молчи! – поставила точку в разговоре Зинаида.

***

Надюха все же заболела. Она родилась слабым ребенком, сказались большие физические нагрузки Зинаиды во время беременности, плохое питание и постоянный страх – «А что будет завтра?»

Девочка спала, когда в дверь постучали. Зинаида поджидала детского врача и побежала открывать дверь. Но на пороге стояла не докторша, а ее бабушка Степанида. Впрочем, Зина даже не знала, прабабушка она ей или прапрабабушка…

Жила Степанида на окраине деревни Вольково, в небольшом крепком домике. Соседи обходили его стороной и посещали Степаниду в крайних случаях: если кто-то заболеет, если надо снять или наложить порчу, отыскать пропажу, принять роды – хоть у людей, хоть у животных… Да много чего могла она – ведьма Степанида. Жители деревни боялись и остерегались ее, кто-то завидовал, а кто-то и уважал. А вот, сколько ей было лет, никто не знал.

Зинаида с интересом рассматривала ее. Степанида была одета совсем не по-зимнему. Высокая и статная. Глаза – для ее возраста не выцветшие, а яркие, темно-зеленые. И смотрела она на людей цепко и пронзительно. Черные с сединой волосы, словно соль с перцем, крепко завязаны в узел и убраны под темный платок. Длинная темно-синяя юбка и шерстяная, большого размера, болтающаяся на ней кофта с широкими рукавами придавали Степаниде вид черного ворона.

Бабка потопала, стряхнула с валенок снег, но раздевать их не стала. Отодвинула рукой очумевшую внучку и вошла в комнату. Там огляделась по сторонам и недовольно покачала головой.

– Бабушка!? Какими судьбами? Что случилось? – удивленно спросила Зина и усадила гостью на единственный в комнате стул.

– Время пришло. Помру я через три дня. Попрощаться пришла. Одни вы с Аннушкой у меня остались. Две внучки. Но ты же знаешь, что не смогу я умереть, пока не передам свой дар.

– Так ты мне его передать хочешь?

– Нет, не тебе! В тебе, Зина, стержня нет. Слабая ты. Да и до денег ты охоча. А деньги в нашем деле брать нельзя. Надьке передам.

– Надьке??? Даааа, Надька у нас странная… Ты знаешь, она с рождения почему-то никогда не плачет. Даже когда болеет. Только глядит на тебя так, как будто читает твои мысли …. Врачи намекают, что не жилец она на этом свете. Уж очень часто болеет….

– Ничего, дуплистое дерево скрипит, да стоит… Она борец – выживет. А сейчас оставь нас, – не терпящим возражений тоном приказала бабка, и Зинаида тотчас же ретировалась.

Степанида взяла ребенка за руку и, поглаживая ее, стала что-то нашептывать. Надька проснулась и поглядела на бабку таким долгим, таким взрослым и понимающим взглядом, словно проникла ей прямо в душу и увидела все, что Степанида хотела бы скрыть. Она не испугалась постороннего человека, не вырвала руку, но серьезно спросила:

– А ты кто?

– Степанида я, прабабушка твоя, а если правильнее, то прапрапрабабушка, – стала загибать старуха костлявые длинные пальцы, пораженные артрозом, – впрочем, вспоминай меня, как бабушку Степаниду. Я, детка, бабушка непростая, сегодня я передам тебе мой дар. С ним ты сможешь уметь то, что не могут остальные люди. Я не могу сказать, что это будет, но ты, что бы с тобой ни происходило необычного, волшебного, не пугайся, никто тебе плохого ничего не сделает. Очень жаль, что нет у меня времени тебя научить. Не рассчитала силы свои… Справляйся, внучка, сама…