Надежда Сайгина - Дар Степаниды

– Зиночка, я так люблю, когда Вы приходите. Вы как солнечный лучик! Как хорошо, что Арон Моисеевич привел вас в наш дом. Вы кем у него работаете? – спросила Фрума.

– Официанткой в первой столовой, – ответила Зинаида, поправляя выбившиеся из-под платочка каштановые локоны.

– Молоде-ец! Мой Арон людей насквозь видит! Да и как же иначе? Все-таки, директор ОРСа! Да, Зиночка, для меня ваш приход всегда праздник! Я ведь давно уже из дома не выхожу. Полиартрит. Руки не гнутся, ноги не слушаются… Ну, слава Богу, в такой чистоте можно и Хануку отмечать!

– А что это – Ханука? Новый год? – заинтересовалась Зина.

– Ханука, Зиночка, еврейский праздник. И у нас он длится восемь дней, с 25 декабря. Правда, у Хануки другое значение. Но ладно, не бери в голову. Новый год и Новый год. Фрума встала и, держась за мебель, подошла к серванту. Вынула из шкафчика красивую лаковую шкатулку, достала из нее несколько рублей и подала Зинаиде. Девушка взяла новенькие хрустящие бумажки и пересчитала их.

– Так много же, – удивилась Зина.

– Бери, девочка, бери, ты их с лихвой отработала. А теперь садитесь с дочкой чай пить, – пригласила их к столу хозяйка и подала приготовленный чай – с добавлением веточек мяты, смородины и малины.

Зинаида сняла косынку и причесала копну каштановых волос. И Фрума невольно залюбовалась девушкой.

– Зиночка, а вам никто не говорил, что вы очень похожи на итальянскую актрису?

– Да, часто говорят. На Софи Лорен! – смущенно откашлялась Зина.

– Во, во! На Софи Лорен! И фигурка, и талия, а лицо…

– Да ерунда это все! На маму свою я похожа! – закончила разговор Зинаида.

Она помогла Фруме накрыть на стол и разостлала на столе небольшие вышитые салфеточки под чашки. Принесла вазочки с вареньем, батон, печенье. Наконец-то подсели к столу и стали чинно пить чай. Фрума залюбовалась, как Надька серьезно и деловито прихлебывает из блюдца и подбирает со скатерти крошечки.

– Ну что за ребенок… Чудо какое! Ведь сколько просидела на диванчике и никаких с ней хлопот. Давай-ка, бери конфетки, солнышко.

Девочка макала в чай печенье, а Фрума заметила, что ребенок постоянно поглядывает в угол у шкафа. Хозяйка внимательно посмотрела туда сама, но ничего не увидела. Вдруг Надька отодвинула чашку, вылезла из-за стола и подошла к месту, куда смотрела. Остановилась, присела и зашептала одними губами.

– Что там, детка? Что это она, Зина? – забеспокоилась Фрума Натановна.

– Так увидела видать кого-то… – невозмутимо ответила Зинаида.

– Кого? Там нет никого, – удивилась хозяйка, встала и на костылях доковыляла до ребенка.

– Надька, кого увидела – то? – спросила у Надьки мать, прихлебывая чай.

– Суседко, – прошептала девочка.

– Соседку? – допытывалась Фрума.

– Поди домового… – пояснила Зина, отпивая глоток чая и кусая булку с малиновым вареньем.

– Д-до-мово-го? – со страхом спросила Фрума и отодвинулась от шкафа.

– Ну да.

Надька вернулась к столу, взяла свой кусочек печенья, понесла его в угол и сказала почти беззвучно:

– Кушай, угощайся, маленький, – затем положила угощение на пол и вернулась за стол. Пододвинула к себе чашку, аккуратно налила чай в блюдечко и взяла себе новое печенье из вазочки.

За столом воцарилось молчание. Через некоторое время Фрума пришла в себя и, улыбаясь, спросила:

– Шутка, что ли? Разыграть хотели меня? – вспыхнула румянцем Фрума Натановна и вернулась за стол.

– Что, напугала человека? А он теперь подумает, что ты чокнутая… Хотя чокнутая и есть, – подытожила Зина, укоризненно глядя на дочь.

Надька невозмутимо жевала печенье и с интересом поглядывала в угол.

– Он Фрумочку обожает. Сказал, что брошка, которую Фрума летом потеряла, лежит под ванной. Руку надо сунуть подальше, к трубе.

Фрума вошла в ступор. Она не понимала, как ей себя вести, и что за розыгрыш происходит в ее доме. Хозяйка в растерянности посмотрела на Зинаиду. Зина решительно встала и пошла в ванную комнату. Через минуту она вернулась и протянула Фруме ладонь, на которой лежала пыльная, в паутине, дорогая брошь.

– И? И что теперь? – спросила Фрума, бережно взяв в руку давно потерянное украшение, доставшееся ей от матери.

– Табак хочет и пряничек… А ладошки – лохматые. Мя-я-ягонькие, – радостно сказала Надюша.

***

Зинаида и Надя вышли из дома Фрумы и тронулись в сторону автобусной остановки. Мать резко дернула девочку за рукав и зашипела:

– Надька, сколько раз тебе говорила, не своди людей с ума. Вот теперь эта богатая тетенька, Фрума Натановна, посмотрела на тебя и скажет: «Нечего сумасшедших в свою квартиру звать. Ограбят еще…» А нам деньги нужны!

– А-а-а, – тихо пискнула из пухового платка Надька.

– Чево, а-а? Говорю тебе: видишь чего – молчи… Так и до беды недалеко… Понятно? Понятно тебе?

– Да-а-а.

– Чего да-а-а? И чтоб больше я не слышала… ни про каких суседков!

– Мам, на ручки! – попросила девочка.

– Еще чего! Кобылу такую на руках таскать…

Некоторое время мать и дочь шли молча. Но Зинаида все же не выдержала и спросила:

– А чего ты про нашего домового никогда не рассказываешь?

– У нас-нету, – сердито буркнула Надька, и сердито зыркнула глазами на мать.

– Как это нету? У других есть, а у нас нету… Чем это мы хуже других? Может, у нас тесно?

Надька посопела в платок, подумала и ответила:

– Им любовь нужна… Они без любви сохнут.

Зинаида подхватила заплетающегося ребенка на руки и потащила к остановке.

А дома… А дома их ждал погром… Пьяный Геннадий разбросал табуретки, опрокинул керогаз, расшвырял обувку в прихожей. Благо в комнатенке особо бросать и ломать нечего. При виде жены и дочки в нем заговорил суровый хозяин:

– Где шлялась, тварь подзаборная? Время к ночи, а ты с ребенком шатаешься? – грозно спросил он.

– Да меня ноги сюда не несут! На твою морду пьяную смотреть!?

Геннадий схватил с подоконника стеклянную вазочку и запустил ею в жену. Зинаида заслонила собой ребенка и закричала:

– Надька, беги к Тане-Ване! – девочка, как пингвин, заковыляла к соседям.

А вслед ей неслись громкие вопли отца:

– Софийка недоделанная! Ишь, возгордилась! Да и не похожа ты на нее нисколечко! Суки! Верните мне голову назад! И руки верните! Сдохну! Сдохну, немного осталось!

Перепуганная Надюха добежала до соседей, подергала дверь – заперто. Света в окошке тоже нет! Девочка, слыша громкие вопли отца, в панике заметалась и побежала вокруг дома. Далеко она не ушла, тяжело идти по снегу, да и метель разыгралась. Спряталась за домом, у разобранной поленницы. Села на колотые бревнышки, съежилась, и, чтобы страшно не было, стала рассказывает сама себе сказку:

– И была у них внучка – Снегурочка. Она холода совсем не боялась… А чего ей бояться – Снегурочка все же! Вот была бы я – Снегурочка! А кто бы была моя мама? Снегуриха? Нет, лучше бы она была Фрума! Она добрая, хорошая! А моя мамка… Нет, пусть уж моя мамка будет моей мамой! И не надо мне ихнего варенья! – так, развлекая себя, Надюшка уснула.