Артем Приморский - Раскаты

– Et tu, Sophia? 6 6 И ты, Софья? (лат.). – мрачно улыбнувшись, спросил Арцыбашев. Женщина не ответила. – Ладно, я согласен. Забирай ее, но к Новому году верни.

– Ты поговоришь с ней?

– Хоть сейчас.

– Нет, сначала проспись. А утром выйди к ней, побритый и опрятный, и тогда говори.

10

К утру дождь прекратился. Чистое ясное небо и яркое солнце, отражающее свой озорной свет в каждой луже – Петербург снова преобразился и посвежел.

Арцыбашев проснулся к восьми. Он принял душ, побрился и оделся в один из лучших костюмов. В оставшееся время он позвонил в агентство по найму, договорился о новой прислуге.

К половине девятого доктор вошел в столовую. Хмурая, невыспавшаяся мать сидела за столом, разбавляя сонливость горячим кофе.

– Доброе утро, сынок, – Софья Петровна, забыв о вчерашнем, ласково поцеловала его в щеку. – Какой приятный одеколон.

– Как ты просила, – сказал он и сел рядом с ней. – Не спалось?

– Едва глаза сомкнула, – пожаловалась женщина, склонившись на плечо к Арцыбашеву. – В пять утра проснулась – и все. Никакого сна.

– Во сколько ваш поезд?

– В одиннадцать.

– Купе первого класса?

– Да, как ты любишь.

– Не «как я люблю», а как тебе и Нике будет удобно, – поправил доктор. – Она еще спит?

Софья Петровна пожала плечами:

– Проснулась, вроде бы. Я сказала ей, чтобы она собиралась, но… Она сломлена, Саша. Ты сломал ее.

– Как сломал, так и починю, – Арцыбашев огляделся. – Завтрака, так полагаю, не будет?

– Они ушли рано утром – отпросились у меня. Вот, только кофе сварили напоследок, и все.

– Ясно, – Арцыбашев встал. Сняв пиджак, повесил его на спинку стула. К нему отправилась жилетка и галстук. Затем он отстегнул запонки и закатал рукава до самых локтей. – Значит, я сегодня вместо повара. Ты поможешь, мама?

Женщина удивленно посмотрела на него:

– А что готовить?

– Предлагаю сделать нашей девочке простой омлет с зеленью. Ну что, пошли? – Арцыбашев весело поманил ее за собой.

Просторная и светлая кухня была для женщины местом непривычным, неизведанным – Софья Петровна ни разу не бывала здесь с тех пор, как поселилась у сына.

– С чего нам начать? – боязливо спросила она, рассматривая духовки, жаровни и разделочные столы. – Затопить печку? Да у нас времени не хватит.

– Ну уж нет, – Арцыбашев подошел к одной из плит, пощелкал выключателями, и на маленькой конфорке появился синий огонек.

– О боже! – женщина подошла ближе, присматриваясь к необычному чуду.

– Газовая печь, – пояснил доктор.

Софья Петровна зачарованно наблюдала, как ловко Арцыбашев орудует на кухне. Он взял два яйца и разбил их над миской, добавил щепотку соли, чуть-чуть молока…

– Взбивай, мама, – кинув в миску венчик, отдал ее Софье Петровне. – Яйца и молоко должны хорошо смешаться.

– Ясно, – женщина поставила миску на стол и быстро заработала. Краем глаз она поглядывала на сына. Арцыбашев взял небольшую сковородку, поставил на огонь. Раздобыв сливочное масло, огромным тесаком отрезал маленький кусочек и бросил в сковородку.

«О боже!» – Софья Петровна услышала, как масло зашипело. По воздуху растекался аромат топленого молока. Арцыбашев водил сковородкой над огнем – масло должно было не просто растаять, но и полностью покрыть ее горячую поверхность.

– Я закончила, – сказала женщина, подавая миску.

– Отлично, – доктор слил ее содержимое на сковородку. Снова поводил ею, чтобы получился блин. – Через две минуты переворачиваем…

Софья Петровна ахнула – сковородка в его руке дрогнула, и мутно-желтый, воздушный блин взлетел в воздух, а потом шлепнулся на нее сырой стороной. Арцыбашев выключил плитку:

– Наливай кофе, только не крепкий. Посуда лежит…

– Я вижу, – Софья Петровна достала кофейную кружку. – А ей можно? – с сомнением добавила она.

– Пусть взбодрится, – Арцыбашев, с помощью вилок, прямо на сковородке свернул блин рулетиком и переложил на узорчатую тарелку. – Готово.

– Иди-ка сюда! – женщина тепло поцеловала сына в щеку. – Где ты только этому научился?

– Подсмотрел у повара, – скромно похвастал Арцыбашев.

– Я займусь сервировкой, – сказала довольная Софья Петровна.

– Не забудь про кофе!

Когда готовое блюдо ожидало на столе, доктор вернулся на кухню.

– Сынок?

– Совсем забыл, – он пришел с еще одним блюдцем. На нем горкой лежала мелко нарезанная свежая зелень. Взяв щепотку, посыпал рулетик. – Теперь все. Пора будить гостью.

Софья Петровна посерьезнела.

– Мне идти? – догадался Арцыбашев.

– Ты помнишь вчерашний уговор?

– Помню, – мужчина немного помрачнел. Он привел себя в порядок – застегнул рубашку, надел жилетку и пиджак. Женщина помогла ему завязать галстук, а потом крепко обняла его:

– Прости меня, сынок!.. Ты был прав… Прокофий этот, будь он трижды проклят!..

– Что он сделал? Нахамил? Угрожал?! Мама… – Арцыбашев схватил ее за плечи, отдирая от себя. – Что он сделал?!

– Да пьяный он был в усмерть! Наговорил много… про меня – мол, ведьма старая… про Нику… даже вспоминать не хочу!..

– А ты вспомни, – процедил сквозь зубы доктор. – Что он сказал про мою дочь?

Софья Петровна, качая головой от ужаса, зашептала:

– Связалась Анна с чертом, чертовку родила… Пальцем в Нику тычет и орет: «Вижу, рога прорезаются, хвост из-под юбки торчит!» Ника заплакала, а он хохотать стал… его оттуда насилу утащили…

«Совсем рехнулся, – понял Арцыбашев. – Теперь на свободе недолго пробудет. Я-то уж ему организую пансион в желтом доме».

– Успокойся, мама, – он ласково обнял ее и поцеловал в горячий висок. – Я пойду к Нике, а ты приведи себя в порядок.

– Хорошо, сынок…

Арцыбашев вошел в детскую. Ночник выключен, шторы убраны. Дочь, в пестрой пижамке, лежала на кровати спиной к нему, рисуя пальчиком на стене что-то невидимое.

– Ника, – мужчина подошел к ней. – Почти девять. Пора вставать и собираться. Мы тебе завтрак приготовили.

– Я не голодна… – тихо ответила девочка.

Арцыбашев присел возле нее.

– Ника, какая же ты упрямая… – ласково, с дрожью в голосе произнес он.

– Почему ты не сказал, что мама умерла?..

– Не хотел тебя расстраивать.

– Там, на кладбище… – Ника всхлипнула. – На кладбище дедушка…

– Да какой он тебе дедушка, милая моя? – Арцыбашев перевернул дочь. Она одним рывком бросилась к нему на грудь.

– Я не чертовка… – плача, заговорила она. – Нет у меня ни рогов, ни хвоста…

– Как и у меня, – Арцыбашев с удивлением понял, что в его голосе застрял горький комок.

– Он сказал – ты маму удавил… Ты ее…

Доктор, качая Нику, украдкой вытирал слезы со своих глаз.

– Не думай о нем, как о дедушке. Раз уж ты коснулась темы смерти… Посмотри на это так – старик в один миг лишился жены и дочери. Ему нужно, чтобы кто-то рядом оказался виноват, оказался злым.