Эдвард Резерфорд - Китай

– Я знаю Бенджамина, – сказал Трейдер. – Хороший человек.

– А второго брата, который живет в Кантоне?

– Талли Одстока? Мы еще не встречались.

Рид выглядел пораженным до глубины души.

– Я бы предпочел узнать всю подноготную человека, прежде чем стать его партнером.

– Вам кажется, что я слишком поспешил влезть в его дела?

– Большинство людей полагают, что судьба должна им благоволить. – Американец печально кивнул. – Я и сам был таким.

– Думаю, я слушаю внутренний голос. Если что-то кажется правильным… – Джон пожал плечами. – Это все равно что плыть по течению реки жизни.

– Возможно, – согласился Рид. – Но мой опыт показывает, Трейдер, что жизнь скорее напоминает океан. Непредсказуемая. Волны накатывают со всех сторон. Порой выпадают шансы.

– Что ж, видимо, я двигаюсь правильным курсом, – сказал Джон.

Был полдень, когда они миновали Гонконг. Еще несколько часов шхуна пробиралась между с виду дружелюбными островками, разбросанными у входа в залив, пока вечером на горизонте не появился Макао.

Остров Макао разительно отличался от Гонконга. На протяжении веков здесь обитали португальцы, бухта была мелкой, а на крутых склонах в лучах вечернего солнца грелись очаровательные домики, виллы, церкви и крошечные крепости.

Они бросили якорь на рейде Макао. К ним двинулась четырехвесельная шлюпка, и Рид сел в нее, чтобы высадиться на берег.

– Может быть, еще доведется встретиться! – Он пожал руку Трейдеру. – Если нет, то удачи!

Путешествие из Макао в Кантон началось на следующее утро и заняло почти три неторопливых дня. Макбрайд бо́льшую часть времени помалкивал.

В первый день они двинулись вглубь залива. Около полудня Трейдер увидел на горизонте паруса.

– Линдин, – проворчал Макбрайд. – Там разгружаются суда, перевозящие опиум. Подальше от глаз китайского губернатора.

Днем, когда залив начал сужаться, слева показался далекий берег, состоящий из бесконечных илистых отмелей, за которыми возвышались горы. У Трейдера всего лишь разыгралось воображение или они зловеще взирали сверху вниз?

На второй день они увидели впереди несколько мысов.

– Бог [24] Бог , или Бокка-Тигрис , или по-китайски Хумэнь (Тигровые Врата) – узкий пролив в дельте Жемчужной в месте ее впадения в Южно-Китайское море. , – кратко сказал Макбрайд. – Ворота в Китай.

Когда они добрались до Бога, шхуна остановилась у джонки, пришвартованной на некотором расстоянии от берега, откуда на палубу быстро поднялся молодой китайский чиновник, взял плату с Макбрайда и жестом велел двигаться дальше.

Ворота в Китай, безусловно, хорошо охранялись. Они проплыли между двумя огромными фортами по обе стороны реки с глиняными стенами толщиной тридцать футов и впечатляющими рядами пушек, нацеленных на воду. Любой нежелательный корабль в проливе разнесут на куски. Вскоре они подплыли еще к одной паре устрашающих фортов. Могущественная империя, подумал Джон, грандиозная защита.

Канал стал еще у´же. Они измерили глубину лотом.

– Отмели, – буркнул Макбрайд. – Нужно быть осторожнее.

По пути Трейдер видел заливные рисовые поля, деревни с деревянными хижинами, поля с зерновыми, время от времени попадался фруктовый сад или храм с изогнутой крышей. Маленькие джонки с треугольными парусами на бамбуковом каркасе скользили по отмели, словно крылатые насекомые.

Вот он какой, Китай. Пугающий. Живописный. Загадочный. Сампаны подплывали достаточно близко, чтобы Трейдер мог сверху вниз посмотреть на их хозяев – китайцев с косичками, которые бесстрастно пялились на него снизу вверх. Он улыбнулся, даже помахал им, но китайцы не ответили. О чем они думали? Трейдер понятия не имел.

Утром третьего дня они добрались до излучины реки, и Трейдер увидел впереди лес мачт.

– Вампу, – сказал Макбрайд. – Там я вас и оставлю.

– Я думал, вы отвезете меня в Кантон.

– Здесь разгружаются корабли. Отсюда доплывете до Кантона. Доберетесь до темноты.

После того как шхуна преодолела целую сеть островов, пристаней и якорных стоянок, Трейдер обнаружил, что его сейф и чемоданы быстро перегрузили на одну из барж, идущих вверх по течению. На прощание Макбрайд пожал ему руку и мрачно заметил:

– Теперь вы сами по себе, господин Трейдер.

Ему пришлось ждать два часа до отправления баржи. Последние мили вверх по Жемчужной реке показались утомительными. Поскольку Джон не мог общаться с китайцами, управляющими баржей, то остался наедине со своими мыслями.

Как и большинство других транспортных судов, баржа должна была забрать последний урожай чайного сезона – черный чай самого низкого качества – до того, как торговля в Кантоне на летние месяцы приостановится. Возможно, Джон все это себе напридумывал, но ему показалось, что команда вымоталась к концу сезона.

Днем небо нахмурилось. Облака наливались свинцом. Трейдер уже начал задаваться вопросом: доберутся ли они до Кантона до сумерек? Скорее всего, нет, решил он. Но тут, после того как они вышли из очередного изгиба реки, перед ним предстало вытянутое неопрятное скопление плавучих домов, напоминавших плавучие трущобы. В конце этих домов, чуть в стороне, у берега было пришвартовано большое раскрашенное трехпалубное судно. Слуги зажигали фонари вокруг его палуб, и в их свете Трейдер видел ярко накрашенных девушек, посматривающих через борт.

Это, должно быть, китайская «цветочная лодка», плавучий бордель, о котором он столько слышал. Теперь команда ожила. Ему ухмылялись, тыкали пальцем в девушек и жестами объясняли, что они могут подойти поближе. Девушки ободряюще махали, но с вежливой и полной сожаления улыбкой Трейдер покачал головой.

А через несколько минут, когда позади осталась целая стая джонок, показался и пункт назначения.

Изображения и литографии, которые он видел, были точными. Это, вне всякого сомнения, тот самый великолепный порт, который иностранцы называли Кантон. Ему сказали, что западное название ввели в обиход португальские торговцы. Услышав, что китайцы называют провинцию Гуандун, они по ошибке приняли это за название города. Вскоре Гуандун стал Кантоном. К тому времени, когда внешний мир узнал, что город на самом деле называется Гуанчжоу, название Кантон уже прочно укоренилось среди иностранцев.

Кстати, большинство западных путешественников называли Бэйцзин Пекином; англоговорящие произносят не «Москва», а «Москоу», «Мюнхен» по какой-то непонятной причине – как «Мюних». Некоторые упертые британцы со свойственной им напыщенностью упорно именуют французский город Лион «Лайонс».

Что это – высокомерие, невежество, лень? А может, ощущение, что точность в отношении иностранных названий – это слишком муторно, заумно и не так уж необходимо? Скорее всего, и то и другое.