Анатолий Гусев - Обломки мифа. Книга 2. Враги

Никифор опытным взглядом оценил возвышающиеся перед ним стены, увидев, что так в лоб к ним подступиться невозможно. Да, конечно, были бы тут русы или викинги с их упорством и печенеги с их луками, то можно было бы попробовать. А так нет. И приказал сесть в осаду, окружив город надёжной охраной.

Остальные воины ромеев, не занятые в осаде, занялись обычным делом – грабежом окрестностей.

Это было в мае, а в середине августа Тарсос сдался. Жестокий голод сделал своё дело. Император милостиво разрешил жителям покинуть город, прихватив с собой только одежду, которую смогут унести в руках. Впрочем, брат императора Лев Фока дополнил разрешение и позволил менять своё имущество на вьючных животных – ослов и мулов. И одежду, и прочие домашнее имущество можно было погрузить на них. Тарсийцы возблагодарили аллаха, поменяли всё ценное на животных, погрузили на них домашний скарб, а недалеко за городом они были жестоко ограблены людьми Льва Фоки.

– Брат, – упрекал Льва василевс, – они конечно мусульмане, иноверцы, но так бы не надо. Христос завещал любить даже врагов своих.

– Любить мусульман? – удивился Лев. – Тебе солнце напекло голову, брат.

– Так завещал Христос.

– Про мусульман он ничего не говорил. К тому же, если бы мы были на их месте, мы бы лишились не только имущества, но ещё и головы. Пусть радуются, что они целы остались.

В Тарсосе и окрестностях была набрана огромная богатая добыча, Никифор разделил её между воинами, оставил гарнизон, и войско двинулось назад.

По возвращении в Город Никифор Фока устроил триумф для жителей, где был восторженно принят народом. Золотые кресты, добытые в Тарсосе, которые ранее мусульмане отбили у ромеев, помещены в божьем храме. Всю осень и начало зимы жителей столицы развлекали состязаниями колесниц и другими зрелищами. Для приближённых василевс закатывал пиры.

В середине осени в Новый Рим прибыл посол Священной Римской империи германского народа епископ кремонский Лиутпранд. Ему предстояло добиться согласия на брак сына императора Оттона с одной из сестёр усопшего императора Романа, всё равно с какой, а в качестве приданного получить недавно завоёванную германцами Апулию, а ещё лучше вообще всю Южную Италию.

Но Священная Римская Империя германских варваров звучит нелепо и оскорбительно для ромеев. Про земли Южной Италии, населёнными греками и говорить нечего – это прямой вызов.

К послу относились соответственно – оказали крайне недружественный приём, унизить старались на каждом шагу, разве что только не били.

В конце декабря, на прощание Никифор Фока пригласил епископа Лиутпранда на пир. И что поразительно – только его одного, без свиты и какого было сопровождения. Посадили вдали от василевса, пятнадцатым по счёту, как он потом посчитал, а скатерть перед ним постелить видно забыли. Но вино наливать не забывали. На столе стояли чаши с оливковым маслом, куда греки макали хлеб, и чаши с любимым греками рыбным соусом. От рыбного смрада у епископа кружилась голова. Но василевс Лиутпранда видел хорошо и во время пира его не забывал.

– Ну, скажи германец, как там поживает ваш самозваный император? – спросил Никифор, весело сверкая глазами. – Ещё не представился?

– Уезжал, император был жив, – со смирением сказал епископ. – Да продлит Господь дни его жизни! И почему самозваный? Его сам Папа Римский короновал.

– Которого он, в знак благодарности, довёл до могилы, – ревел насмешливый бас Фоки.

– Зато сейчас тринадцатого Иоанна, Папу Римского, держит в кулаке, – сообщил Никифор Эксакионит.

– Что-что, а благодарными германцы быть умеют, – подхватил Иоанн Цимисхий. – Сделаешь им добро, они обязательно злом ответят.

– Ты заблуждаешься, почтенный господин Иоанн, – ответил Лиутпранд, – мы народ благодарный и богобоязненный.

– Да, – сказал Никифор, – до того Бога боятся, что не побоялись Папу назвать наместником апостола Петра. Не богохульство ли это, кир епископ?

– Не богохульство, а по праву, – возразил Лиутпранд, – апостол Пётр был первым епископом Рима.

– Врёшь! – жёстко сказал Никифор. – Не был апостол Пётр никогда в Риме, в этом вертепе разврата! Это вы, германцы, всё придумали. Он проповедовал у нас, здесь на Востоке. Вы и строчку последнюю из молитвы «Отче наш» выкинули. «Ибо Твое есть Царство и сила и слава, во веки веков, аминь». Царство Божье на земле у вас уже? Да? Гордыня это всё. Не от Бога то. Проклянёт вас Господь за дела ваши злые.

Глаза у Никифора горели злым огнём, но он перекрестился, взял себя в руки, успокоился.

Епископ хотел вроде что-то возразить ему, но василевс прервал его:

– Ладно, не будем философствовать о Боге и апостолах его, ибо все мы грешны. Расскажи лучше о войске твоего повелителя и об оружии их.

– Мой господин – Папа Римский Иоанн ХIII …

– Да, – согласился Никифор, – а его повелитель – архонт Оттон. Рассказывай.

И епископ стал подробно, как знал, рассказывать о германской армии, оружии и союзниках, преувеличивая всё, что мог и как мог. Рассказ его постоянно прерывался едкими замечаниями греков. Наконец Никифор Фока не выдержал и сказал, презрительно кривя верхнюю губу:

– Ты всё лжёшь! Не умеют воины твоего архонта сражаться ни верхом, ни в пешем строю. Они боятся умереть от железа. И всеми силами пытаются защититься, и навешивают на себя излишнюю броню. Но размер их щитов и нагрудных пластин, длина мечей и тяжесть шлемов не позволяют им сражаться не тем ни другим способом. Если уж ты идёшь в бой, ты не должен бояться умереть. Если уж боишься, то сиди лучше дома. И защита из железа не поможет, если нет твёрдости духа. Никифор Эксакионит это проверил на твоих германцах. А мы все видели мусульман в бою. Которые почти без доспехов, с кривыми мечами такие чудеса храбрости вытворяют, что и не снилось вашим германцам.

Епископ не нашёлся, что ответить, а Никифор Фока продолжил:

– Обжорство – вот ваш кумир, а смелостью является пьянство, храбрость германцев – как ветер. Трезвость – для вас слабость, воздержанность – страх. Нет у твоего господина и могучего флота на море. А у Нового Рима флот могучий. Я могу опустошить прибрежные города, обратить их в пепел! Я спрашиваю тебя, епископ: «Может ли твой господин хотя бы на суше противостоять нас со своими убогими силами?» Я не говорю про пир. На пиру вы нас переедите и перепьёте.

– Храбрые римляне… – начал было Лиутпранд, но василевс его перебил.

– Какие вы римляне? Это мы по праву называем себя римлянами. А вы варвары-германцы, лангобарды. А лангобардов били все, кому не лень. И мы будем.

Епископ Кремоны утешал себя мыслью, что император греков пьян, и возражать ему не стоит. Но в глубине души, Лиутпранд понимал, что Никифор Фока говорит правду, но эта правда не нужна была епископу.