Владимир Липовецкий - Ковчег детей, или Невероятная одиссея

Теперь об их любви знает вся колония.

Заглядывая в то, как им теперь казалось, далекое прошлое, Юра и Оля ясно видели свое близкое будущее. Вернувшись домой, в Петроград, они первым делом попросят благословения у родителей. И уже никогда не расстанутся.

…Наконец, дождавшись своей очереди, Юра оттолкнулся от берега. Сумрачное небо опустилось еще ниже. Ни одного светлого пятна. Сияли только глаза девушки. Оля подняла воротник и съежилась. Вдруг что-то коснулось носа, будто его лизнули. Не прошло и пяти минут, как лодку заслонила от берега живая кисея. Никогда прежде не видела Оля таких крупных снежинок. Они тянулись друг к другу и кружились парами. Зазвучи вальс, она не удивилась бы. Но танец длился недолго. Снежинки слипались, тяжелели и падали в воду, сразу теряя цвет и форму.

Озеро стало тусклым и неприветливым, а пространство сузилось до расстояния вытянутой руки.

Белая карусель заставила детей покинуть берег озера. Поселок было не узнать. Сразу пахнуло зимой.

Вечером того же дня, когда дети заканчивали ужинать, в столовую вошли Боброва и Аллен. Серафима Викторовна попросила всех остаться на своих местах.

— Когда уберут посуду, — сказала она, — вам раздадут конверты. И каждый напишет письмо домой. Но прежде послушайте мистера Аллена.

— Я знаю, — сказал он, — вы часто подсчитываете расстояние, которое мы прошли. Сегодня я тоже решил заняться этим. Сначала считал в милях. А потом перевел мили на километры, которые вам привычнее. И вот она, моя бухгалтерия. От Петрограда до Владивостока колония проехала десять тысяч километров. От Владивостока до Койвисто — еще тридцать тысяч. Если сложить эти две цифры, то как раз получится длина экватора. Но кругосветное путешествие не закончилось. Остается преодолеть какую-то малость, те тридцать километров, которые разделяют Финляндию и Петроград. Знаю, многие из вас готовы пройти это расстояние пешком, только бы скорее оказаться дома. Но есть формальности… И с этим я ничего не могу поделать. Нам нужно убедиться, что ваши родители находятся в Петрограде. Осенью восемнадцатого года Красный Крест взял над вами опеку. И дал обязательство передать в родительские руки. Но прошло уже больше двух лет. Многие семьи покинули Россию. Уже несколько мальчиков и девочек с нашей помощью нашли своих родителей во Франции, Англии и здесь, в Финляндии. Нашли своих родных и несколько ваших воспитателей. Вот почему мы решили: каждый из вас напишет письмо домой. Будем вместе ждать ответа. И собирать группы. Уверен, большинство из вас встретит Новый, тысяча девятьсот двадцать первый год в Петрограде.

Письма ушли в Россию. Потекли томительные дни ожидания. Подули холодные ветры. За окнами металась вьюга. А ответов все не было.

Почта шла в Халилу кружным путем: из Петрограда в Эстонию, оттуда — в Ригу, далее — в Выборг. Аллен ездил туда каждые два дня. Но всякий раз возвращался с пустыми руками.

И только в начале ноября курьер доставил первый пакет. Аллен решил, что сначала письма прочтут воспитатели. Если известие будет печальным, нужно подготовить ребенка. К счастью, таких писем было немного. Родители просили вернуть детей. И как можно скорее.

Раздавая письма, Райли испытывал огромную радость. Вдруг он увидел заплаканные глаза восьмилетней девочки. Аллен поднял ее на руки и поцеловал, чтобы утешить. И все же девочка разрыдалась. Стоило немалого труда ее успокоить. Наконец она сказала, что ее так мучило.

— Я не помню, как выглядит моя мама… Как я ее узнаю?

Райли взглянул Танечке, так звали эту девочку, в глаза и очень серьезно сказал:

— Ты обязательно узнаешь свою маму, когда приедешь в Петроград. Потому что ни один человек на свете не похож на твою маму…

Девочка вытерла слезы и улыбнулась. Она знала, мистер Аллен всегда говорит правду.

…Перед отъездом первой партии детей был прощальный вечер. Колонисты приготовили своим американским опекунам подарки. Аллену подарили подушку с красивой вышивкой. А Бремхоллу халат, тоже с вышивкой.

10 ноября 1920 года семьдесят детей прибыло на финско-русскую границу, которая в то время проходила по реке Сестре. Каждый ребенок нес мешок с провизией, на первое время.

Первым из 780 детей перешел по мосткам на советскую сторону Петя Александров. Его фамилия стояла в списке первой, согласно алфавиту.

Потом отправились в близкий, но и такой далекий путь вторая, третья, четвертая группы… Ряды колонистов редели.

Для тех, кто еще не получил писем, ожидание становилось все тягостнее.

Вот как написала об этом в своем дневнике одна девочка: «Господи, наши все уехали! Пустота какая-то… Боишься даже говорить полным голосом. А то нарушишь эту тишину».

Вечерами в большие незашторенные окна заглядывала холодная луна. В такие минуты детям было особенно одиноко и тревожно, и они собирались в полупустом зале, чтобы посмотреть (в который уже раз) фильм.

Успокаивали и прогулки по лесу.

Наступила настоящая зима, с крепкими морозами и без оттепелей. Зато прекратились ветры. Воздух был чист и ясен. Заснеженный и, как казалось, спящий лес вносил умиротворение. Тишину нарушал лишь скрип лыж и лай собаки. В лыжнике дети чаще всего узнавали финна, смотрителя санатория. Теперь работы ему поубавилось.

…Февраль 1921 года. Халилу покидает последняя группа. В ней тридцать детей.

В этом коротком списке стоит и имя Александры. Подруги, дождавшись ответных писем, уехали. Ей же некуда писать и неоткуда ждать ответа. Вот почему Александра держится Ирины Викторовны Чичиговой, своей воспитательницы.

В последние дни девочка сдружилась с сестрами Познер, Таней и Женей. И еще больше сошлась с Ириной Венерт.

У Тани и Жени все благополучно. Домашние живы и здоровы. И не задержись почта, они давно бы встретились с родителями.

А Венерт получила очень плохое письмо. Скончалась мама. Отец решил, что уже нет в живых и старшей дочери Ирины. Ирина писала домой из Владивостока и Америки. Но письма не дошли, потому что папа изменил адрес. Вместе с младшей дочерью и новой женой он уехал из города на станцию Веймари, где выжить легче. Но три месяца назад умер и отец. А мачеха неожиданно лишилась слуха. Возможно, от недоедания и истощения. А написала обо всем этом младшая сестра. Вот такие дела.

Новости из дому подкосили Ирину Венерт. Одну из самых талантливых девушек колонии, чьи стихи каждый переписывал в свой альбом, было не узнать. Беда сделала ее замкнутой и молчаливой.

— Не убивайся, Ирина, — утешает подругу Александра. — Такова воля Божья. Ты осталась без родителей. Зато у тебя сестра. А я совсем одна.

— Я знаю, — отвечает Ирина, — тебя хотела удочерить миссис Кемпбелл. Может, стоило уехать с ней?